Пассажир дальнего плавания

Александр Петрович вошел, ни на кого не глядя, хмурый, сердитый. Вид его не предвещал ничего доброго. Никто не решился заговорить с ним. Он открыл собрание и снова уставился куда-то вниз, под ноги, как будто ему было стыдно.

Наступила томительная тишина. Старший помощник стоял у двери и пристально разглядывал всех собравшихся.

— Я получил с острова Заветного радиограмму, — почти шопотом заговорил капитан. — Там из теплицы пропал единственный огурец. Кто сделал это?

Яшка глянул в угол и увидел васины глаза, испуганные и молящие. Жалко выглядел этот заносчивый кочегар. У Яшки даже мелькнула было мысль — не выручать его за то, что трусит. Но ведь обещал…

Кубас вышел на середину столовой.

— Я это сделал, — он сознался негромко, но поглядел прямо в лицо капитана.

Александр Петрович только чуть сдвинул брови:

— Считаю собрание закрытым!

Яшке было очень плохо. Зачем он так сделал? Все смотрели на него сердито и думали, поди, самое что ни на есть последнее.

— Можешь идти, — сказал капитан.

Собрание закончилось, но следом за Яшкой из столовой вышло лишь несколько человек. Оставшиеся завели разговоры о том, о сем, а главным образом — о Яшке.

— Да, виноваты мы сами, потому что мало уделяли ему внимания, — сердился капитан. И вот — результат! Стыд! Взрослые люди, у самих ребята, а попал на пароход один-единственный мальчик — и пожалуйста!

— Ну, это вы чересчур, Александр Петрович, — запротестовал старший механик. — Конечно, мы все виноваты, но…

— У вас была возможность взять его к себе в машинное, — сказал капитан, — и занять делом.

— Так ведь штурманы забрали его к себе, можно сказать, с мостика не отпускали.

— Значит, сумели заинтересовать, — вставил свое слово старший помощник.

— И вот результат налицо, — старший механик торжествующе оглядел собеседников, — мальчишка опозорил всю команду, весь пароход. Действительно, позор!

И здесь началось! Машинная команда поднялась против палубной.

Спор этот давнишний.

Как известно, около ста лет тому назад по морю плавали только парусные корабли. На них не было ни кочегаров, ни машинистов, а лишь палубная команда — матросы. Потом стали строить паровые суда, но еще долгое время ходили на них под парусами и на машинах. Тогда и команда разделилась на две части: на палубную и машинную. И возник спор: какая специальность нужней на корабле?

Матросы доказывали, будто они важней, раз корабль оснащен парусами, которыми надо управлять. А машинисты утверждали, и тоже правильно, будто благодаря их стараниям судно может двигаться в любую погоду. Матросы же пускай попробуют в штиль дуть на паруса и сдвинуть судно хоть на дюйм. Что из этого получится?

Спор оказался неразрешимым и часто заканчивался настоящей ссорой и враждой. Машинисты окрестили матросов «ангелами», потому что матросы лазили на мачты и реи куда-то в «поднебесье», а матросы прозвали кочегаров и машинистов «духами» за то, что машинная команда всегда работала внизу, в «преисподней», в духоте.

Потом настала пора парового и моторного флота. Люди научились строить быстроходные и оснащенные сложной техникой огромные пароходы. Казалось, что здесь-то и конец спору. Раз нет парусов, — значит, не нужны и матросы. Да получилось не так. Управлять быстроходными судами трудно и сложно. Только успевай поворачивать то вправо, то влево, расходясь со встречными судами. А мало ли оживленных мест на земном шаре? А какой груз перевозят нынче суда! Целые паровозы и мосты. Надо такую штуку установить и закрепить на палубе, чтобы она во время шторма не скатилась за борт. Это опять же обязанность матросов. Они выполняют все работы на палубе.

Так и не разрешился спор: кто важней. Собственно, каждый понял, что всякая специальность на судне стала «самой главной». Все нужны. Не будь матроса — некому управлять судном. Не будь кочегара — не будет пара, а следовательно, не закрутится машина. Не будь повара — не будет горячего и вкусного обеда. Впрочем, есть такие повара, у которых обеды всегда невкусные и холодные.

Прозвища «дух» и «ангел» остались на флоте. И спор продолжается. Он возникает по самым неожиданным и, казалось бы, невинным поводам. Вот как на этом собрании. Из-за чего спорили?

— Вы его к себе на мостик взяли, а у мальчишки склад ума любознательный, его надо было определить в машину, — доказывал штурманам старший механик, — он от природы наш, машинный. Глядишь, вырос бы и пошел в механики.

— Это как сказать, — горячился старший помощник. — Яша — он сообразительный, лихой моряк, и его призвание — штурманское дело…

Ведь не из-за Яшки спорили, а всё по той же старой-престарой причине: чья специальность лучше и важней.

Когда спорщики мало-помалу успокоились, снова заговорил Александр Петрович. До того он не мешал спорить.

— Следовательно, — сказал капитан, — решил я поступить так: пассажира Якова Кубаса с вверенного мне парохода списать на берег в распоряжение начальника зимовки. Пусть ожидает самолета и ест огурцы там. Но надо объяснить мальчику, внушить, что он заслужил наказание большее. Кому бы поручить это?

— Да хоть мне, — вызвался старпом.

— Могу и я, — поднялся стармех.