«Пассажир» из Сан-Франциско

В аэропорту Фил невольно оглядывался, пытаясь найти глазами Мартина. Того нигде не было видно, что, впрочем, не значило, что ФБР выпустило Фила из своего поля зрения. Хотя откуда им знать, что Маковскому именно сегодня придется возвращаться в Москву. В принудительном, так сказать, порядке.

Фил волновался напрасно — Мартина он просто не разглядел. Тот стоял в отдалении, наблюдая, как Фила ведут к паспортному контролю, а потом достал телефон и долго о чем-то разговаривал…

Билеты были первого класса — на себя Толстый, видим, не скупился, а заодно и всем перепало — чтобы на глазах были.

От спиртного Фил отказался, от еды — тоже. Просто сидел в кресле, закрыв глаза, и притворялся спящим. А потом действительно заснул, и во сне видел себя бунинским «господином из Сан-Франциско», направляющимся в Новый Свет на корабле, под завязку забитом абсолютно разношерстной публикой. Тут был и Толстый, попыхивающий сигарой в углу бального зала, и Индус, разносящий напитки на серебряном подносе, и Марк-Антон, дирижирующий оркестром русских балалаечников.

Поляк со Стариком играли в карты, и Старик был почему-то в чалме. А за бархатной портьерой притаился некто незримый… Может, черт, а может, дьявол… Корабль качало из стороны в сторону, пары вальсировали по залу, с трудом удерживаясь на ногах, а в центре кружились в танце Наташа — во всем черном и с кровавой розой, приколотой на груди, и Волков в форме капитана корабля. Маковский наблюдал за ними издалека и вдруг почувствовал, как что-то сдавило ему горло… Шея его вытянулась, глаза выпучились, пенсне слетело с носа… Он рванулся вперед, хотел глотнуть воздуха — и дико захрипел; нижняя челюсть его отпала, и все тело, извиваясь, задирая ковер каблуками, поползло на пол, отчаянно борясь с кем-то…

— Sorry, sir, are you О. К.? — стюардесса трясла его за плечо, встревоженно вглядываясь в его лицо. И ее он тоже видел во сне, она кокетничала со Стасом… Они даже целовались у окна…

— Thank you, 1 am well… Просто сон плохой приснился, — пояснил он Толстяку, недоуменно наблюдающему за сценой.

Стюардесса отошла, Толстяк опять принялся за процесс поглощения первоклассной пищи. Маковскому сон аппетита не прибавил, и он уставился в окно, погрузившись в собственные думы. Он думал о себе, о своей жизни — с самого детства, проведенного в Харбине, в семье врача — беженца, который был, на самом деле сотрудником ВЧК-ОГПУ и участвовал в выявлении антисоветского подполья. В Россию Филипп попал уже взрослым, когда отец решил, что пора ему на пенсию… Учился в институте иностранных языков, потом еще в одном — для будущих разведчиков. Работал на таможне, потом со спецзаданием был отправлен в Америку… А потом СССР развалился, и о нем позабыли… Пришлось налаживать свою жизнь в Америке по собственному усмотрению. И все вроде неплохо складывалось — но потом умер сын, и с тех пор Филипп жил только одним — желанием отомстить этим негодяям, подсадившим его мальчика на наркотики. Он не раз обращался в свою бывшую службу, но там было не до того… Обращался и к американцам. В конце-концов, отчаявшись, придумал план — выдумал новое вещество, якобы сильнее всех существующих наркотиков, и позаботился о том, чтобы «утка» дошла до бандитов. Эх, жалко ту милую девушку, Аманду, но кто же знал, что они решат сразу же ее убрать…

А потом все вырвалось из-под контроля, оказалось, что старый друг Штейман и вправду выдумал нечто подобное, и Маковский запутался окончательно… Его жизнь, наверное, уже не спасти, теперь лишь бы, как Штейман сказал, человечество не погубить…

Самолет плавно пошел на посадку. Этот почти двадцатичасовой перелет показался Филу самым коротким в его жизни…

Как пассажиры первого класса, они вышли раньше всех. У паспортного контроля никого еще не было, у таможенных стоек — тоже. Сердце Фила подпрыгнуло — за одной из стоек сидела Наташа. Вид у нее был осунувшийся и удрученный. Маковский кинулся к ней.

— Наташа! Как хорошо, что ты здесь.

Она подняла на него глаза. В них моментально застыл холод.

— Ваши документы, — официально сказала она.

Фил сунул ей паспорт и декларации, зашептал умоляюще:

— Прошу тебя, под любым предлогом задержи меня…

Она не ответила, без особого рвения проверила багаж, поставила на декларации таможенную отметку. Протянула документы назад:

— Нет причины вас задерживать.

Умолять было бессмысленно. Не помогла даже пачка не задекларированных долларов, извлеченная из кармана.

— Вот у меня тринадцать тысяч долларов. Пересчитайте.

Доллары рассыпались по стойке. Наташа их собрала, не считая, сунула Филу обратно в руки. Он как бы случайно уронил их на пол, нагнулся, долго собирал, потом поднялся и вопросительно посмотрел на нее и на своих стоящих в толпе «конвоиров».

— Не задерживайте, гражданин, проходите… — она отвернулась и занялась следующими клиентами. — пожилой супружеской парой, ошарашенно взирающей на то, что творилось перед их глазами.

Фил обреченноминовалзонутаможенного контроля. Толстяк и остальные его уже ждали.

— С приездом, дорогой вы наш «пассажир», — Толстый улыбнулся, словно радушный хозяин дорогому гостю.