Он смотрел на Этту, но явно обращался к Николасу.
– Будьте уверены, сэр, – терпеливо ответил Николас, удивившись, что способен на такое, – они смогут написать семье, как только мы прибудем в порт. О них позаботятся, пока мы не найдем безопасный способ отправить их домой. Там обязательно будет корабль Королевского флота или лагерь Британской армии, достаточно близко к Коннектикуту, готовый оказать им помощь.
– Ах да! Жажду услышать, как развивается сия маленькая стычка. Скоро ли Вашингтон капитулирует? Делаем ставки, господа. – Рен забарабанил пальцами по столу. – Возможно, еще месяц? Я слышал, Хау положил глаз на Нью-Йорк. Это было бы страшным ударом по силам вашей армии, не так ли? Потеря столь важного порта и города…
– Это никоим образом не
– Правда? – спросила Этта. – Но я думала, ваша команда – американцы?
– Знаете ли, американцы были англичанами еще несколько месяцев назад, – ответил Чейз. – Некоторые из нашей команды по-прежнему считают себя таковыми. Но «Челленджер» плавает под каперским свидетельством от Континентального конгресса, и мы уполномочены охотиться только на британские корабли, что, полагаю, делает нашу верность непоколебимой.
– Хорошую же службу сослужат эти бумаги, если вы столкнетесь с Королевским Флотом, – заметил Рен. – Предатели в глазах короля хуже убийц. Кусок веревки станет вам наградой.
– Пожалуйста, сэр, – подняв руку, попросил Чейз. – С меня достаточно головной боли и без чертовой декламации «Правь, Британия».
Взгляд Рена казался испепеляющим:
– Я просто имел в виду,
Чейз фыркнул:
– Вся эта «выгода» – малая часть того, что мы возьмем на борт капера. И будьте уверены, это законно – к вашему собственному несчастью.
Николас поднял стакан и заметил блеск в глазах Рена. Имя противоречило его истинной природе: перед ним была скопа, летавшая кругами, выжидая мгновения, чтобы камнем броситься на добычу[2].
– Не понимаю, – сказала Этта, обводя взглядом стол. – Что в этом странного? Это его выбор – держаться подальше от американского флота, не так ли?
Именно такого поворота разговора Рен и ждал.
– А как же интересы его
Холл когда-то сказал ему, что, если Николас позволит своей нелюбви к каждому человеку, который оскорбил его, заостриться до ненависти, он закончит, прирезав самого себя. Но неужели Рен в самом деле рассчитывал каким-то образом дискредитировать Николаса в глазах команды, указав на очевидное? Надеялся подорвать его авторитет?
Никогда. Никогда больше он не позволит никому оценивать себя, задавать ему курс.
Чейз вскочил на ноги так быстро, что его стул опрокинулся назад. Кровь ударила ему в противоположном направлении – в лицо.
– Сэр, вы будете иметь дело со мной, если…
Николас положил руку на плечо Чейза, встав, чтобы поднять стул, и быстро усадил его обратно:
– Не забывайте, что здесь леди, мой друг.
Леди, перепуганная до смерти. Чудное
Николас снова наполнил бокал своего друга, надеясь, что вино усмирит его нрав, а не разожжет.
– Вы говорите о виргинской Прокламации Данмора прошлого года? – спросил он, не обращая внимания на самодовольное выражение лица Рена. – Сулящей восставшим рабам свободу, если они сбегут сражаться за британскую армию? Так Континентальный конгресс уже предложил виргинцам оспорить решение, и они быстро выгнали губернатора взашей. Вашим заверениям, что все рабы будут свободны по окончании этих… событий, я также не верю. Король прекрасно осведомлен, насколько колонии полагаются на рабский труд, чтобы производить столь приятные для него товары. Он хочет только наказать своих заблудших детей, отняв у них игрушки. Опустошив на время их карманы. Ничего не изменится.
Рен перевернул свой стакан на столе. Николас встретил его взгляд, пытаясь скрыть отвращение в собственном.
– По правде, – добавил он, – я просто не выношу такого лицемерия: сражаться на стороне человека, который якобы олицетворяет идеалы свободы, пока в его поместье трудятся десятки рабов.