И я ей нужен, хотя она не знает, кто я. Но ее удерживает страх.
Я боюсь напутать ее, и стараюсь не слишком сильно давить на свое преимущество. Может быть, она уведет меня к себе, может быть, нет, но я не спрашиваю. Мы допиваем.
Уславливаемся опять встретиться на ступеньках завтра. Моя рука на секунду касается ее руки. Потом она уходит.
В эту ночь я наполняю три пепельницы. Снова и снова я думаю, насколько разумно я поступаю. Ну почему бы не оставить ее в покое? У меня нет права преследовать ее. Наш мир стал таким местом, где мудрее всего держаться порознь.
И все же что-то подстегивает меня, когда я думаю о ней.
Полузабытые сожаления об утраченном: девичий смех в коридорах, украденные поцелуи, чай с пирожными. Я вспоминаю девушку с орхидеей в волосах; другую, в сверкающем платье, и ту, с детским лицом и взрослыми глазами - все так давно потеряно, и я говорю себе, что эту я не потеряю. Я не позволю отнять ее у меня.
Приходит спокойное субботнее утро. Я иду к библиотеке, не надеясь найти ее там, но она стояла на ступеньках, и взгляд на нее был словно отсрочка приговора. Она выглядит усталой и встревоженной. Видимо, тоже думала больше, чем спала. Мы вместе идем по Пятой авеню. Она шагает рядом, но под руку меня не берет. Шаги звучат резко, отрывисто, нервно.
Я собираюсь предложить пойти к ней, а не в коктейльбар. В эти дни, пока нас не захватили, надо спешить. Но я знаю, что нельзя думать об этом как о тактической уловке.
Грубая поспешность может оказаться роковой, принеся мне только заурядную победу, в которой прячется мертвящее поражение. В любом случае настроение ее ничего мне не обещает. Я смотрю на нее и думаю о музыке и новых снегопадах, а она смотрит в серое небо.
Она говорит:
- Я чувствую, что они все время следят за мной. Кружат над головой, как стервятники, и ждут, ждут. Готовые наброситься.
- Но можно отбиваться. Мы должны успевать жить, пока они не смотрят.
- Они ВСЕГДА смотрят.
- Нет, - говорю я ей. - Их не может быть столько. Иногда они смотрят в другую сторону. И когда это так, двое людей могут встретиться и попробовать поделиться теплом.
- Но зачем?..
- Ты слишком пессимистична, Хелен. Они иногда не вспоминают нас месяцами. У нас есть шансы. Есть.
Но пробить скорлупу ее страха я не могу. Она парализована близостью Пассажиров, не желая ничего начинать из страха, что ЭТО достанется нашим мучителям. Мы подходим к ее дому, и я надеюсь, что она уступит и пригласит меня войти. Секунду она колеблется, но только секунду - взяв мою руку в свои, улыбается, и улыбка тухнет, и она уходит, оставив мне только слова: "Встретимся завтра, снова на ступеньках, в полдень..." Я долго иду один домой по холоду.
Ее пессимизм отчасти проникает этой ночью и в меня.
Кажется, тщетно стараться что-нибудь уберечь. Даже больше: скверно преследовать ее, позорно предлагать ей торопливую любовь, когда в любую минуту... В этом мире, повторяю я себе, нужно держаться порознь, чтобы не повредить друг другу, когда нас ловят и седлают.
Утром я не иду на встречу с нею.
Так лучше, убеждаю я себя: у нас не может быть ничего общего. Я представляю ее не ступеньках библиотеки, думающую, почему я опаздываю, нетерпеливую, затем рассерженную. Она будет сердиться, что я нарушил обещание, потом ее гнев утихнет и она быстро забудет меня.
Наступает понедельник, и я выхожу на работу.
Само собой, о моем отсутствии никто не вспоминает.
Будто я и не уходил. Новости в это утро отличные. Рынок стабилен. Работа затягивает, и к полудню я едва вспоминаю о Хелен. Но вспомнив, уже ни о чем другом не могу думать.
Моя трусость - взять да не прийти. Ребяческие мыслишки в воскресную ночь. Почему я должен принимать судьбу так пассивно? Зачем сдаваться? Я хочу драться, вырвать себе возможность безопасности. Я чувствую, что это можно сделать.
К тому же Пассажиры могут больше никогда нас не тронуть. А эта ее мелькнувшая улыбка, тогда, в воскресенье у ее дом, эта мгновенная искорка да ведь я обязан был понять, что за стеной страха она верит в то же самое! Она ждала, что я поведу ее. А я вместо этого остался дома.
В обед я иду к библиотеке, увернный, что напрасно.
И все же она там. Она ходит по ступеньке: ветер лепит одежду к ее стройной фигуре. Я подхожу к ней.
Мгновение она молчит.
- Привет, - произносит она наконец.
- Прости за вчерашнее.
- Я долго ждала тебя.
Я пожимаю плечами:
- Я решил было, что.идти ни к чему. Но снова передумал.
Она старается рассердиться. Но я знаю, что ей приятно видеть меня иначе зачем бы она пришла сегодня? Ей не удается скрыть этого. Мне тоже. Я показываю через улицу на коктейльбар.
- Дайкири? - предлагаю я. - За мирное соглашение?
- Ладно.
Сегодня в баре полно народу, но мы как-то находим кабинку. Ее глаза сияют так, как никогда раньше. Я ощущаю - в ней рушатся какие-то барьеры.
- А ведь ты меньше боишься меня, Хелен.
- Я тебя никогда не боялась. Я боялась того, что может случиться, если мы рискнем...
- Не надо. Не бойся...
- Я стараюсь. Но порой все кажется таким безнадежным... С тех пор, как они явились...
- Мы все равно можем пытаться жить по-своему.
- Наверное.