В период так называемого «развитого социализма» власти в СССР поддерживали развитие унисекс-моды в дозированных объемах: в магазинах можно было приобрести и женские брючные костюмы, и отдельные брюки. Я сама в 1971–1974 годах, будучи аспиранткой, фланировала по коридорам Ленинградского института истории и Библиотеки Академии наук СССР (БАН) то в клетчатом кримпленовом пиджаке, то в черном джерсовом блузоне, в пандан к которым надевались бежевые или черные брюки. И все это было вполне отечественного производства. Одновременно в советском культурно-бытовом пространстве развивались неподконтрольные явления. Основным вестиментарным признаком гендерного равноправия в это время стали джинсы. Это была общемировая тенденция. Западные историки феномена джинсовой моды называют брюки из денима «второй братской кожей» и «первой „одеждой для обоих полов“»1022
, не ведая, что в 1920‐х годах такая «унисекс-кожа» уже существовала в СССР – прежде всего в виде «кожанок». Переодевание жителей советских городов в джинсы властями практически не контролировалось, но наличие новых модных тенденций активно фиксировала художественная литература. С конца 1950‐х годов советские люди иногда позволяли себе надеть «техасы» из стран народной демократии. Старшее поколение называло их брюками со швами наружу1023. «Техасы» носили в домашней обстановке, на отдыхе и расценивали как удобный вид рабочей одежды, но не более. А главное, их надевали пока только мужчины. В повести Анатолия Рыбакова «Приключения Кроша» (1960–1961) толстый и неуклюжий модник Вадим во время школьной практики на автобазе появился «в финских брюках, очень узких, в обтяжку, прошитых вдоль и поперек белыми нитками». Писатель не мог удержаться от похвалы в адрес джинсов: «Это хорошие удобные брюки, с множеством карманов»1024. У главного героя повести Василия Аксенова «Звездный билет» (1962) Димки Денисова в гардеробе тоже имелись «штаны неизвестного <…> происхождения» – на самом деле черные джинсы1025.В конце 1960‐х годов слово «джинсы», трактующееся как «узкие брюки из плотной хлопчатобумажной ткани, прошитые цветными нитками», было зафиксировано лингвистами как принципиально новая для русского языка лексическая единица1026
. А в 1973 году в СССР даже наладили производство отечественных модных брюк, выпуск которых достиг в 1975 году 16 800 000 пар. Однако конкурировать не то что с американским, а и с польским этот товар не мог. Престижным в конце 1970‐х – начале 1980‐х годов считалось иметь «фирменные» джинсы. Они являлись вестиментарным знаком человека, с одной стороны, не отстающего от моды, а с другой – раскованного, демократичного и вечно двадцатилетнего. Желание получить «фирму», в которой появлялись и в театрах, и в ресторанах, и на работе, было в это время настолько велико, что ее обладателя могли попросту раздеть в темном переулке. В поездах дальнего следования, ложась спать, счастливый обладатель джинсов старался положить их под матрас и лечь сверху, чтобы уберечься от воровства. Именно так поступил один из аспирантов Ленинградского отделения Института истории СССР АН СССР, возвращаясь из командировки в Москву где-то в начале 1980‐х годов. По свидетельству очевидца (а им был мой друг Николай Смирнов, директор СПбИИ РАН в 2013–2017 годах), проснувшись, будущий крупный ученый (не буду называть его фамилию) долго искал свои супербрюки и проклинал воровство в поездах. Но коллеги, посмеявшись, помогли найти пропажу.Джинсы превратились в устойчивый элемент фарцовки и перепродажи. Власти вынуждены были включить образцы американской моды в распределительную систему, с помощью которой тогда снабжалось население. Характерен случай, описанный в газете «Заполярье» в апреле 1981 года. В Воркуте, где прошел слух о поступлении в продажу «западногерманских джинсов из американской ткани», около главного магазина города образовалась огромная очередь. Люди создали специальную общественную комиссию, которая ездила на склад и проверяла наличие брюк. Власти решили дело по-иному: вожделенный товар изъяли из магазинов и передали на предприятия «для продажи передовикам производства»1027
.