Пассионарная Россия

Другой герой этого цикла – губернатор Феденька Кротиков – дает современному читателю представление еще об одном распространенном типе тогдашнего бюрократа. Пройдя все стадии «либерализации», он во имя укрепления правопорядка и режима «сильной руки» широко привлекает на службу распоследних мерзавцев. «Мне мерзавцы необходимы, – говорит он, – в настоящее время, кроме мерзавцев, я не вижу даже людей, которые бы с пользой могли мне содействовать!»

В рассказах четвертого цикла («Зиждитель», «Единственный») писатель показывает, как в условиях сохранения командно-административной системы даже искренние намерения отдельных руководителей сделать хоть что-то для улучшения жизни народной неизбежно оборачиваются бюрократическим произволом и насилием. «Добрый помпадур», считал Щедрин, это «утопия»…

Последнюю, пятую группу завершает очерк цикла «Мнения знатных иностранцев о помпадурах». Здесь Щедрин шутливо пародирует нашумевшую незадолго до этого книгу маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году». Книга эта нанесла в свое время мощный удар по международному престижу Николая I. Однако содержала и немало «развесистых клюкв», невежественных и нелепых суждений о русском народе. Узнавались современниками и многие намеки: в образе «беспристрастного наблюдателя» видели историка-славянофила М. П. Погодина, отличавшегося угодничеством перед властями; в образе «К., бывшего целовальника, а ныне откупщика и публициста», узнавали В. А. Кокорева, действительно до занятий государственными делами и литературой служившего сидельцем в питейном доме. Необычайно зол и ироничен этот очерк…

«Каждый из здешних городов имеет своего главного помпадура, которому подчинено несколько второстепенных помпадуров, из которых, в свою очередь, состоит под начальством бесчисленное множество помпадуров третьестепенных, а сии последние уже имеют в своем непосредственном заведовании массу обывателей или чернь…». И далее – хлесткие характеристики, поразительно смешные сценки российской жизни, якобы увиденные заезжим иностранцем, весь тот непонятный любому, кроме россиянина, идиотизм нашей жизни… Это невозможно пересказать, это надо читать!

Закончив «Помпадуров», Салтыков начинает писать свое самое известное произведение – «Господа Головлевы». Он работает над ним с 1875 по 1880 г., создав, по мнению литературной критики, одно из лучших произведений русской прозы. Однако не будем, вслед за некоторыми критиками, торопиться узреть в романе обличение всего класса российских дворян-помещиков. Во-первых, семья Головлевых – это и просто семья с ее проблемами, сохраняющими злободневность при любой социально-политической системе. Во-вторых, анализируя варварскую психологию помещиков-крепостников, писатель создал собирательный художественный образ крепостников, а не вообще помещиков и не вообще дворян. Семья Головлевых – модель не столько классовая, сколько психологическая, модель взаимоотношений людей в ситуации «пауки в банке». Тема вечная, решена она писателем гениально. И было бы исторически неверно подходить к такой теме с вульгарно-социологическими клише. В то же время Головлевы – еще и конкретная семья с приметами времени, семья разоряющихся помещиков, пример саморазложения жизни вымороченного рода. Но это не все русское помещичье дворянство и далеко не все их проблемы. И вряд ли целесообразно читать роман сегодня как пособие по истории пореформенной России, стремясь вызвать у себя «чувство глубокого нравственного и физического отвращения к владельцам «дворянских усадьб». Возбуждение в себе классовой ненависти не помогает в постижении нашей противоречивой, но многоцветной истории… Тем более, что в гениальном романе есть попытка понять любого человека, даже носителя зла, через постижение сформировавшей человека среды, есть попытка к созданию сатирической трагедии, а не комедии, есть, наконец, идея внеклассовой, надклассовой морали…

В апреле 1884 г. «Отечественные записки» были закрыты – за содействие революционному движению.

Писатель тяжело переживает эту катастрофу. Он публикует свои произведения в других изданиях, пишет последнюю свою книгу – «Пошехонская старина». Дописав заключительные ее строки (в марте), он умирает в апреле (10 мая по нов. ст.) 1889 г.

Замысел этой книги, своеобразной хроники событий полувековой давности, не случайно сформировался у него в 80-е гг. В сатирическом цикле «пошехонских рассказов» он создает некую перекличку эпох.

Россия не раз переживала эйфорию идеализации прошлого. В рассказах Салтыкова в самоочевидно дурацких историях иронично прославляются патриархальная простота и сердечность былой эпохи, когда жили на Руси честные городничие и добродетельные предводители дворянства, бескорыстные чиновники, нелюбопытные почтмейстеры и т. д.