Пассовочка. Турне московского «Динамо» по Британии, 1945

Но насилие не было чем-то неизвестным и дома. Преступность в Британии возросла вдвое по сравнению с предвоенным временем, и убийства происходили практически каждый день. Солдаты, вернувшиеся домой и убившие любовников своих жен, ощущали скорее общественную симпатию – нескольких даже оправдали – но 20.000 тысяч или около того дезертиров, всё еще бродивших по Британии без ясных средств существования, представляли собой очевидную угрозу. Разрушительное влияние Голливуда выглядело удобным козлом отпущения, но разочарование, дополненное постоянной нехваткой всего и вся, было более очевидным объяснением. В день, когда «Динамо» играло с «Рейнджерс», одну молодую женщину ограбили под угрозой применения ножа три другие женщины, которых она сопровождала на танцы на американскую военную базу. Все они еще носили на себе ее пальто, платье и туфли, когда их задержала полиция. Им отчаянно «не хватало одежды», сказали женщины судье, который их всех отправил в тюрьму.

Растущее насилие – это не всё, что могло предложить будущее. Разработка палудрина – анти-малярийного лекарства, в десять раз более сильного, чем хинин – казалось, ярко свидетельствовала о том, что наука могла изменить мир к лучшему. Назначение бывшего привратника из GWR новым бенгальским губернатором давало надежду низам британского общества на скорые улучшения в будущем. Решение Марты Гелхорн продолжить свою работу в качестве военного корреспондента против воли ее мужа Эрнеста Хэмингуэя устанавливало отличный прецедент для будущих гендерных конфликтов.

И был еще атомный автомобиль доктора Джона Уилсона, который двигался со скоростью втрое большей, чем обычный, при накладных расходах всего 8 пенсов на 1000 миль. Его питало горючее, являвшееся комбинацией урана, тяжелой воды и другого секретного ингредиента, тайну которого доктор не желал раскрывать; автомобилю не требовался ни бензин, ни масло, ни карбюратор. Правительство, естественно, проявило заинтересованность в изобретении, и Уилсон согласился взять министра топлива и энергетики Эммануила Шинвелла в пробный пробег, назначенный на 29 ноября. Но, вот незадача, накануне демонстрации автомобиль повредили неизвестные лица. Д-р Уилсон что-то невразумительно бормотал о «заинтересованных сторонах» в «определенных промышленных кругах» и попросил время на восстановление автомобиля, но пока Британии придется обходиться без него. Фотография 72-летнего изобретателя появилась в Mirror, – голова наклонена в сторону, сигарета вяло свисает из-под роскошных усов. «Аппаратная часть» в его руках подозрительно смахивает на пару радиаторных клапанов, но это, очевидно, изувеченные варварами останки его атомного генератора.

Уилсон был ранним примером легковерия правительства в любую чепуху, касающуюся атомных дел, – полукомическая фигура из прошлого с пугающими последствиями для будущего. Но, по сути, он имел много общего с «Динамо»: оно тоже играло на британском неведении, оно тоже предлагало видения из будущего.

В Москве же архитекторы этого упражнения в спортивной дипломатии испытывали смешанные чувства. В футбольном смысле турне оказалось тотальным успехом: все советские фанаты – за, быть может, исключением немногих «крепких орешков» из спартаковского стана – смаковали это доказательство жизненной силы отечественного футбола, и болельщики «Динамо», включая самого Лаврентия Берия, были на седьмом небе. В более сложном мире спортивной дипломатии, однако, картина не казалась столь однозначно благостной.

На родине динамовцев встречали как героев: вся команда в целом и отдельные ее члены, получили государственные награды, и чеки различной весомости были вручены всем участникам турне. Но советские руководители сознавали также, что радушие и приветливость, окружавшие команду в последние дни ее пребывания в Лондоне, никоим образом не отменяли впечатления от сокрушающей неприязни со стороны хозяев, смазавшей первые две недели. Для команды, которая приехала с желанием найти друзей, «Динамо» взбаламутила слишком много злости.

Джордж Оруэлл в статье от 14 декабря, помещенной в Tribune, этому не удивлялся. Спорт, по его мнению, являлся «никогда не подводящим средством злой воли», и если турне «Динамо» хоть как-то повлияло на англо-советские отношения, то только в сторону их ухудшения. И как, спрашивал он, могло быть иначе? Большинство видов спорта соревновательны в своей основе, и в момент, когда ставки повышены настолько, что затрагивается национальный престиж, включаются «самые дикие и беспощадные бойцовские инстинкты». Это верно в отношении большинства видов спорта, но футбол – «игра, в которой каждый получает удары и каждая нация имеет свой стиль игры, кажущийся несправедливым иностранцам» – самый едкий раздражитель.