Пастор (ЛП)

Она прислонилась к шкафчикам, упёршись пятками в столешницу. От изменения её положения я не вошёл ещё глубже, но от этого она сильнее сжалась вокруг меня, и мой оргазм был на подходе. Она скользнула руками по своей груди, пробежавшись пальчиками по всё ещё твёрдым соскам, сжимая свои груди вместе и потирая их друг о дружку, подчёркивая, какими же, блядь, сочными они были, и почти в то же время ослепляя меня похотью.

Боже, мне необходимо кончить.

Необходимо толкнуться в неё.

Необходимо трахать.

Затем её пальчики переместились к клитору, и она начала поглаживать себя, пальчики другой руки скользили в её ротике туда-сюда, и я, чёрт побери, был парализован, так как эти губы, этот грешный ротик — ротик, который так и просил оттрахать его жёстко, намного жёстче, чем там, у камина. А затем — непослушная девчонка — она начала чуть-чуть двигать своими бёдрами, чтобы подтолкнуть меня к действиям; так мокро, так узко, и вот оно, пронзившее мои яйца и поднимающееся к члену, мы оба наблюдали за тем, как это произошло: мои бёдра дёрнулись, мышцы живота свело, и затем я кончил. Ноги едва выдерживали мой вес, и я практически не мог дышать, когда оргазм проносился сквозь меня, моё первое извержение в женщину за годы, но я заставил себя стоять неподвижно, потому что хотел запомнить этот момент навсегда. Сперма капала, её киска была очень мокрой, а ноги, разведённые в стороны, так и кричали «добро пожаловать». Пульсация наконец — наконец-то — замедлилась, и Поппи положила голову мне на грудь, сделав довольный вздох, в то время как моё сердце забилось быстрее в груди, требуя всё, что оно хотело теперь, надеясь, что будет услышано в моей безудержной похоти.

— Дерьмо, — пробубнил я, прильнув к ней и зарывшись лицом в её сладко пахнущие волосы. — Что ты со мной делаешь?

Мы стояли так какое-то время, ни одному из нас не хотелось, чтобы этому пришёл конец, но затем заработал кондиционер, выдувая холодный воздух над нами, и Поппи задрожала, потому что была по-прежнему голой. Я оставил её сидеть на столешнице, в то время как намочил губку и очистил её тёплой водой, затем помог ей найти одежду и провёл к двери.

— Так я увижу тебя завтра на утренней мессе?

— Поппи…

— Знаю, знаю, — сказала она с грустной улыбкой. — Завтра мы начнём сначала. Целомудренные. Чистые.

— Хорошо, но это не то, что я собирался сказать.

Её брови взлетели вверх:

— Что ты собирался сказать?

Я наклонился, прикасаясь к её губам. В последний раз. Последний поцелуй.

— Я хотел сказать спасибо. За скотч и за то… Что только что произошло.

Она моргнула, глядя на меня, а затем закрыла глаза, как только я углубил наш поцелуй, пробуя каждый дюйм её рта, посасывая её с нежностью и любовью, потому как был свиреп с ней ранее. Мне никуда не хотелось двигаться с этого места, я желал пробовать её, дышать воздухом, который мы разделили на двоих, почувствовать её тёплое тело на себе снова, а также делать вид, что не жду цунами вины и покаяния на всю жизнь.

— Спокойной ночи, — сказала она в мой рот.

— Спокойной ночи, маленький ягнёнок, — ответил я.

Шагнув в сторону, я как будто ощутил осколки стекла под ногами, но никак не мог себе помочь, она стояла там с широко раскрытыми глазами и готовая для моей любви, и это был больший инстинкт, чем всё остальное, что привело к отпечатку маленького крестика на её лбу.

Благословение.

И, надеюсь, обещание лучшего.

ГЛАВА 10.

Мой телефон яростно прогудел на стойке.

Сегодня понедельник, прошло два дня после не-совсем-настоящего-секса, и меня не покидала мысль о том, как всего через несколько минут я встречусь с Поппи на обеде. Я чистил столешницу, вспоминая о том, какой вид был точно с этого места две ночи назад.

Я даже не пытался отгадывать, что именно говорилось в текстовом сообщении. Ведь его прислал епископ Бове, а мой босс был не только ужасен в переписке, но ещё и на самом деле не был уверен в своих кошмарных смс, поэтому я знал, что он сразу же позвонит, отослав сообщение (чтобы перевести его для меня).

И конечно, мой телефон зазвонил через минуту, музыка из «Ходячих Мертвецов» зазвучала в моей кухне. Обычно я бы промычал пару тактов, обычно был бы более чем счастлив поговорить с грубым, принципиальным человеком, который преобразовывал нашу епархию и боролся за реформы вместе со мной, но сегодня я почувствовал трепет покалывания, словно он уже знал, что я натворил прошлой ночью. Как будто он бы догадался обо всём в первую же минуту, услышав мой голос.

— Привет?

— Ты собираешься на Среднеамериканский конвент духовенства в следующем году? — спросил епископ Бове, сразу перейдя к делу. — Я хочу попасть в комиссию вместе с тобой. И хочу, чтобы ты был там.

— Я ещё не решил, — ответил ему и понял, что мои ладони стали потными, словно меня вызвали в кабинет директора, в чём-то заподозрили или что-то в этом роде. Дерьмо. Если я чувствовал эту нервозность, говоря с ним по телефону, что же тогда будет, увидься я с ним лично?