Пастор (ЛП)

Её дверь закрылась, и какое-то время мы сидели в тишине, её дыхание было тихим, а я тревожно постукивал большим пальцем по ладони, ненавидя то, что уже был полутвёрдым, лишь находясь рядом с ней.

В итоге я спросил:

— Где ты пропадала?

Она выдохнула:

— Здесь. Я была прямо здесь.

— Я этого не ощущал, — я был смущён, насколько горько и ранимо прозвучал мой голос, но меня это не заботило.

Тайлер Белл в двадцать один год никогда бы не позволил девушке попасть под его броню гордости и никогда бы не показал ей, что она ранила его. Но теперь мне почти тридцать, колледж позади, и то, что не было важно для меня тогда, значило многое сейчас.

Или, возможно, не я был тем, кто изменился. Возможно, такое влияние на меня оказывала Поппи в любом возрасте и месте. Она сотворила что-то со мной, и я подумал (немного обиженно), что это несправедливо. Разве справедливо, что она могла вот так сидеть там и не беспокоиться тогда, когда я переживал о нас, что бы ни значило «нас» в данном случае.

— Ты злишься на меня? — спросила она.

Я прислонился к стене:

— Нет, — ответил я. — Немного. Не знаю.

— Ты знаешь.

Слова слетели с моих губ:

— Всё выглядит так, что я рискую всем, а ты ничем; и ты являешься единственной, кто убегает, и это не кажется справедливым.

— Убегаю от чего, Тайлер? От отношений, которых у нас не может быть? От секса, который разрушит твою карьеру, или ещё хуже? Я провела последние три дня, стуча головой об стену, потому что хочу тебя — я хочу тебя так сильно — но, заполучив тебя, я сломаю тебе жизнь. Как, думаешь, я чувствую себя из-за этого? Считаешь, я хочу разрушить твой источник дохода и твою общину, и всё ради себя?

Её вспышка надолго задержалась в моей голове после того, как она перестала говорить. Я и не думал, что она тоже будет испытывать чувство вины, что будет ощущать себя виновной. То, что Поппи хотела бы избегать меня, потому что не могла вынести бремя вины и быть частью того, что погубило бы меня.

Я не знал, что ответить на такое заявление. Я был благодарен и сбит с толку, в то же время всё ещё чувствуя боль.

Поэтому я произнёс первое, что пришло на ум:

— Как давно ты исповедовалась?

Выдох.

— Так вот как продолжится этот разговор?

Меня не волновало, каким образом будет происходить беседа, а также, как долго она продлится, мне просто хотелось говорить с ней.

— Если ты этого желаешь.

— А знаешь что? Да, я желаю.

Поппи.

«Секс до брака является грехом, так? И я уверена, что занятие сексом с пастором является грехом. И, наверное, трах на алтаре не указан где-нибудь в Папской Энциклике (прим.: основной папский документ по тем или иным важнейшим социально-политическим, религиозным и нравственным вопросам, адресованный верующим, или епископам, или архиепископам отдельной страны, и второй по важности после апостольской конституции), но я предполагаю, что это тоже грех. Поэтому я каюсь в этом. Сознаюсь, какой безумной себя чувствовала на том алтаре с тобой между моими ногами. В конечном итоге уговорила тебя дойти до конца. Мы были людьми больше, чем когда-либо — больше животными, чем когда-либо — но почему-то я до сих пор чувствую себя так близко к Богу, будто вся моя душа проснулась, пришла в полную готовность и начала танцевать. Я посмотрела на распятье — Христа на кресте — и подумала: вот что значит быть растерзанным за любовь. Это то, что зовётся перерождением. Я смотрела на него над твоим плечом, пока ты вбивался в меня, и Христос делал то же самое, и всё это ощущалось словно единственным секретом и мерцающей тайной: проникновенной и неясной. Я чувствовала, будто мы делали что-то воистину древнее, будто столкнулись с какой-то тайной церемонией, слившей нас воедино; но как я могу наслаждаться этим чувством, как могу праздновать это, когда речь идёт о такой высокой цене?