Пастораль

В большом городе человек — невидимка, он неразличим, как отдельный муравей в муравейнике. В городе ему безопасно. На нем от ударов нарастает панцирь, мозоли от трения со слишком многими людьми. От этого он стирается, как монета, проходящая через тысячи пальцев, и приобретает поверхностный тусклый блеск, становится неразличимым в толпе.

В деревне человек открыт, обнажен, он «в руке Божьей», как говорит Анечка, словно птенец на ладони. Если он и спрятан, безопасен, то только тем, что отодвинут от людей, убран в глушь, ушел в леса, в поля, потерялся в пространстве дорог. И потому каждого нового человека встречают в деревне испугом и тревогой.

— Здравствуйте, — сказал прохожий. — Шел мимо, познакомиться зашел. Я вот тут в Левшине холостякую. Как и вы.

Он махнул рукой в сторону Левшина, далекой лесной деревеньки, затерянной среди клюквенных болот и гарей. В окрестности уже почти все было раскуплено горожанами, но до осени тут оставались не многие. Полуянову не понравилось, что про него уже знают.

— В отпуске? — спросил он коротко.

— Да, грибы тут солю, картошку на зиму запасаю. То да се.

Он улыбнулся хорошо, и Полуянову показалось, что это лицо он уже видел где-то. Потом понял, что ошибся, просто отражение в стекле мерцало. Они были похожи внешне, и только.

— Много грибов? — спросил прохожий.

— Утром вон походил, — отвечал Полуянов.

— Долго?

— Часа два. Да уж нет ничего, — сказал Полуянов по новой своей деревенской привычке приуменьшать всякую удачу.

— Газет не получаете?

— Местные? Соседка получает. А центральные почтальонша с опозданием приносит.

— У нее муж в тюрьме, — сказал прохожий. — По пьянке телевизор от соседей вытащил. Она гуляет много, молодая девка. А живет со свекром. Он на автобусе работает.

— Володя Старый? — спросил Полуянов.

— Да, на автобусе. — Прохожий тоже улыбнулся и снова словно в зеркале отразился. — И вот как они поругаются, он ее не возит, и нет газет.

Они посидели молча. Полуянов снова взялся за грибы.

— Сушить будете? — спросил гость. — Или солить?

— Я много уже насушил, — сказал Полуянов, но ничего о себе больше добавлять не стал. Гость сказал:

— Теперь все запасаются. Но в основном летом, когда отпуск. У вас отпуск? — снова спросил гость.

— Вроде, — сказал Полуянов, и прохожий усмехнулся.

— Я про газеты потому спросил, что тут, говорят, какая-то авария была? Не слышали?

— Где? В Чернобыле? Так то давно.

— По «Голосу Америки», по «Би-би-си» сказали. Вы, что ж, врагов не слушаете?

Полуянов глянул на гостя внимательно.

— Просто у меня батареи сели, — сказал прохожий, — в приемнике. Не берет ничего, что ты поделаешь. А вы давно обосновались?

— Да уж третий год, — сказал Полуянов.

— A-а. Два года? Я тут, пока радио не сломалось, все вражьи голоса слушал. Уезжают евреи, которых выпускают. А другие «в отказе» — годами, говорят, ждут. Вы, случаем, не в отказе? Да ну, шучу. Просто удивляет меня, когда люди уезжают.

— Почему удивляет? — спросил Полуянов. — Сами видите, что делается. Скоро не только евреи побегут. Скоро всем придется сниматься. Спасайся, кто как умеет. Литовцы вон с землей побежали.

— Когда с землей, понятно. Меня удивляет, когда люди уезжают и бросают все. По голосам говорят — они даже пенсии от родного правительства не имеют. А пенсия всей жизнью заработана. И скарб весь бросают.

— Руки на этом кто-то греет хорошо. Квартиры люди бросают, барахло.

— И армяне уезжают, — сказал прохожий. — И тоже без ничего.

— Так я ж вам сказал, скоро все побегут.

— И русские?

— И русские побегут. Было б только куда бежать.

— Русские не побегут, — возразил прохожий.

— Почему ж это? Бегали уже — в гражданскую войну, в отечественную.

— Времена не те. Не нужны мы никому. Армяне нужны, евреи нужны, а русские нет. Раньше надо было думать. Надо было место иметь, куда бежать. После революции миллионы народу с России съехали. И богатые, и умные, сильные, злые. А толку что? Где они? Рассеялись по миру.

— Жизнь спасали, не до грибов было.

— Э, извините, — сказал прохожий. — Они были и семейно связаны с родовитыми на Западе, и денежки у них водились, и вожди имелись. А рассеялись, не смогли собраться в одно место.

— Ну, это многих удивляет, — сказал Полуянов. — Евреи, торговый народ, сумели себе государство оттяпать. А русские эмигранты со своей загадочной русской душой не смогли. Все переворота ждали. Нет бы в какой-нибудь Океании создать новый русский Гонконг или Сингапур.

— И название есть, — сказал прохожий, — с ходу!

— Какое?

— Санкт-Петербург, ясно же.

Оба засмеялись.

— А может, еще и будет, — сказал Полуянов, — маленькая такая Россия где-нибудь у Мальдивских островов.

— Не будет! — сказал гость убежденно.

— Не дадут, думаете? Скажут, вы в своей одной шестой разберитесь сперва, прежде чем в других землях новую Россию встраивать?

— Это тоже, но главное в другом. Отталкивание в нас сильнее, чем притяжение. Шуточки! Ежели столько русских людей за столько лет не смогли создать нормальную страну ни здесь, ни там, то, значит, и не могли создать. Не имели мо́чи.

— Оскорбительно это как-то у вас получается, — сказал Полуянов, — обидно.