Пастораль с лебедем

— Господи, отними у меня что хочешь, только сон мне оставь. И сделан так, святой отец: что осталось на завтра, отложи на вчера, чтоб и я отдохнул, как все люди, — молится человек перед тем, как лечь спать.

А если эти еще были и молоды и сильно любили друг друга, потому что сошлись по любви, то понятно, что Замфира сама встала и, раз уж была хозяйкой со своими заботами, пошла из дому.

Вот она в сенях, и вот во дворе бригадир. Наверно, тоже подумал: «Хватит им медового месяца! Пусть и о работе подумают, иначе что будут есть зимой?»

— Доброе утро, — сказал он. — Встали уже?

— Да вот только что, — сказала Замфира, вытирая лицо.

Теперь бригадир мог сказать, зачем пришел, однако спросил:

— Купили? — и показал на скотину.

— Ага.

И опять замолчали, потому что наши сельчане умеют и помолчать здорово.

— Во сколько обошлась? — спросил он, поднимая бычка. — Уж больно дороги они нынче…

— Я сейчас… сейчас разбужу Серафима…

— Ладно, пусть отдыхает… Ну и красотища, бре. И я бы взял такую. Сколько заплатил, говоришь?

— Так я его разбужу… — опять сказала Замфира, но тут Белому как раз понадобилось по легкой нужде, и он стал справлять ее на виду у всех.

— Замфира, да ведь это не телка, — расстроился бригадир, ибо все время о ней думал, а тут глянь, она — бык!

А что жене делать: сказать что или лучше промолчать?..

— Да я знаю, что он там натворил?! — удивилась она.

— Так я вот зачем пришел, — заключил бригадир, — сегодня пойдете на виноградники. И быстрее, машины ждут. — И он зашагал к воротам, а Замфира — прямо к Серафиму.

Муж еще спал, и стояла жена над ним — что ей ему сказать? Глянь, а он открывает глаза свои большие и ясные, как у ребенка, которого каждый день могут сглазить.

— Что, Замфира?

— Ты видел, что ты купил, мэй?

И были в этом вопросе и удивление, и горечь, и любовь, и огромное сострадание, потому что нет большего горя для жены, чем то, когда люди обманывают ее мужа или же он сам себя обманывает, не дай бог…

— Некрасив, не нравится тебе, да? — огорчился Серафим. — Знаешь… — И заговорил, будто исповедуясь, будто гордясь: — Знаешь, красивее этой красотищи на всем базаре не было… Веришь мне? Картинка! Вот так люди стояли вокруг него, — и Серафим поднял руки над головой и растопырил пальцы. — Ведь мы же с тобой договорились?!

Люди собирались к машинам. Машины гудели: «Давайте быстрее!», а люди, как всегда по утрам, и шли и не шли. Однако весть, принесенная бригадиром, так оживила их, что все их сонное оцепенение как рукой сняло.

— Братцы, как побежала кровь по жилам! Словно ртуть.

— Что ты говоришь, бре!

— Эй, да брось! Быть не может…

Ибо таково оно, село…

Село как пустая церковь — зашевелится святой или летучая мышь, отдастся во всех закоулках. Село живет долго и хорошо на одном месте, и работает, и гуляет, и даже может подраться с соседним селом из-за какого-нибудь пустяка, если более важного повода нет. Какая же весть больше ублажит его или рассмешит или ошарашит, чем эта: мол, один пошел за коровой и вернулся с быком…

Видите ли, крестьянина вы можете обмануть на каких-нибудь там новых деньгах, откуда ему их знать, если они новые, можете ему даже дать вместо них лотерейные билеты… Можете его и так обмануть: мол, знаешь, спустился святой на землю и из дома в дом ходит, говоря: «Услышит бог и ваш голос, ибо бог всесилен и всемогущ».

Но чтобы крестьянин не разобрался, где бык, а где корова, другой такой нелепицы, братец, не сыщешь!

— Что ты городить?! Как он мог!..

— Да не сдвинуться мне с этого места!

— Брось ты, как же это так?

— А вот так: пошел он купить себе телку, а дома посмотрел хорошенько, глядь — а это бычок.

— Ну и ну!.. Что с ним, он что, ненормальный?

— Посмотрите-ка на него, что он меня спрашивает! И ведь говорю, что слышал!..

— Ну и ну… И что он говорит?

— Да разве я его спрашивал? Я и сам думаю: как же так, черт? — удивляется этот и после сам же себе объясняет: — Вот так… Покупаешь и хорошо не глядишь, а когда разглядишь хорошо, видишь: вот оно что!

Значит, разговоров было много, гудели, зудели, жужжали, словно мухи: бз-з-з-з-з…

— Слышала, кума, о Серафиме Поноарэ?

— Нет… А что?

— Женился!

— Да что ты! Какой Серафим, говоришь?

— Да тот, в которого орудием стреляли.

— Каким орудием? А я слышала, винтовкой…

— Храни нас, боже… — истово крестится женщина, — Вот теперь я понимаю, почему у него, бедного, гудело в голове… Пока он ее не нашел, пока он ее не привел, вот почему!

— Что?! Он эту телку нашел?

— Какую телку? Я знаю про быка!

Покоя не было у этого села, и не потому, что кого-то обманули на базаре или в любви, — известное дело, с кем этого не случалось! Базар есть базар, и с тех пор, как существуют земля и люди, существуют и воровство и обман в торге, да и любовь тоже, если она слепа, то уж не глазаста.

Ведь не напрасно крестьянин свои деньги не только прячет в платок, но еще и завяжет на три узла и заткнет за пазуху, чтобы по дороге щекотало.