Лена направилась домой. Ноги ныли всё больше, она с трудом отрывала их от земли, наклоняясь при этом вперёд. Зашла она и к бабуле. Та отреагировала на новость глубоким вздохом человека, давно готового к смерти.
На наиболее удалённом от деревни склоне холма располагалось старое кладбище. Без него не обойтись было в те далёкие времена, когда деревня состояла из трёх с лишним десятков домов. Теперь оно представляло собой лес с торчащими кое-где покосившимися крестами; там давно не хоронили. И пастуха туда тоже никто нести не собирался.
За изготовление гроба Фёдор, как деловой человек, взялся сразу, даже не взглянув на тело. Он сколотил его из досок невысокого качества, по каким-либо причинам не использованных в хозяйстве, среди которых были и горбыли, и слишком тонкие, и с неровными краями. Уже в десять утра Нина с Фёдором притащили гроб к колодцу, к ним присоединились и Лена с Николаем. Мужики положили тело в гроб и Фёдор тут же заколотил крышку с видом человека, больше всего желающего покончить с этим делом.
– Нельзя так! Не по-человечески же. Тело должно три дня дома пролежать. Да и помянуть надо, – сказала Лена, удивлённая такой поспешностью.
Нина не заставила ждать ответ:
– Тебе надо, ты и возись с ним. А нам некогда!
– А где похороним? – Поинтересовался Николай.
– Да у дома и похороним. – Пробурчал Федор, забивая последний гвоздь. – Иди копай могилу.
Лена опять встряла:
– Да нельзя же так! В первый день хоронят! У дома! Кладбище есть. И вообще, хоть бы постелили в гроб что-нибудь. А то как собаку…
– Да он и есть собака! Жил собакой, так же и помер. Ты, что ли, гроб-то на кладбище потащишь? Самая правильная? Говорят же тебе, что… – Нинка могла бы долго продолжать, но вдруг как будто подавилась, открыла рот и начала сильно кашлять. Кашель не проходил в течение пары минут.
– Мать, ты что? – без особого интереса спросил Фёдор.
Откашлявшись, Нина выдавила хриплым голосом:
– Что-то подавилась. Бывает же… Говорят некоторые под руку!
Дом пастуха со всех сторон оброс лопухом, крапивой и ещё какой-то высокой травой, сзади настойчиво подбирался ивовый кустарник. Единственное вытоптанное место – тропинка к крыльцу. Рядом с ней Николай с Федором выкопали неглубокую, кривую яму, опустили туда гроб, тоже вставший неровно, наклонясь так, что пастух оказывался вниз головой, и закидали яму землёй. Никто не проследил за тем, головой в какую сторону света положили тело, не поставили и креста, пусть даже из тех же никудышных досок. Зарыли и забыли. Дверь почерневшего бревенчатого дома, выглядевшего теперь совсем одиноким, заколотили доской. И разошлись. Внутрь никто не заглянул – не зачем.
И никто не обратил внимания на аккуратные занавески, висевшие на окнах комнаты.
Лена решила больше с Нинкой не спорить, да и не до споров ей было: ноги болели так, что все мысли в голове путались. Обратно она шла как неуклюжий утёнок, переваливаясь с боку на бок. Нинку донимал периодически возникающий неизвестно почему кашель, и она тоже поспешила отсюда убраться. Баба Зоя так и не вышла, и коз не выпустила пастись хотя бы рядом с домом. Они даже не были накормлены, судя по тому, что кричали во дворе. Едва ковылявшая Лена не стала к ней заходить, а Нинка, понятное дело, и думать про неё забыла.
Придя домой, Лена села за кухонный стол, положила подбородок на ладони, глубоко вздохнула, устремила невидящий взгляд за окно, на огород. Выпила обезболивающее. Она решительно не понимала, откуда взялась эта чёртова боль в ногах. Болели теперь и кости, и суставы, ноги отекли, вены дёргало. Проблем с ногами у неё никогда не возникало. Что ж, наверное, переутомилась… Но при всём при этом из её головы никак не уходили мысли о пастухе, хоть она и пыталась их гнать, спрятать в тот отсек головного мозга, на двери которого красовалась табличка «не вспоминать». Или, на худой конец, в отсек с надписью «обдумать позже». Но не получалось. Мысли копошились, лезли из всех щелей её разума, настойчиво перебираясь в «отдел первой важности». И не желали успокаиваться. Пастуха похоронили неправильно, не по-человечески, всё-таки надо было до кладбища как-то дотащить. А теперь относительно недалеко от её дома могила. Нет, Лена не боялась мертвецов, но именно в этот раз в голову прокрадывалось какое-то непонятное сомнение, нехорошее предчувствие, которое она не могла объяснить. Словно компьютерный вирус, это предчувствие сначала было совсем незаметно, а потом постепенно всё больше подчиняло себе мысли, заставляя перестраивать их на новый лад, выстраивать те или иные теории объяснения непонятного, всё равно каждый раз заводившие в такие дебри, что лучше вовсе не думать. Так что ни к чему конкретному Лена в своих размышлениях не пришла. Вытеснила дурные мысли другими, важными непосредственно в данную минуту. Такой способ всегда помогает.