Визит Едроса послужил толчком для новых перемен. Не прошло и недели, как предвечернюю тишину деревни вновь нарушил пожарный набат. Сбежавшиеся люди увидели там своего пастуха. Невооруженным глазом видны были изменения в его внешности, хотя прошел всего месяц с его появления на деревенской улице. Худоба не лезла в глаза, его щеки и бока заметно округлились. В своем пастушьем одеянии он имел более молодцеватый вид и самоуверенную осанку, чем в прежнем цыганском наряде. Прут без промедления начал свою речь, забравшись повыше:
- Братцы! Я собрал вас, чтобы обрадовать еще одной новостью! Теперь, когда лошади пасутся на постоянном выгоне и конюшнях, я могу заменить остальных пастухов. Раньше у меня был только опыт обращения с лошадьми, и я взялся за это. А теперь мои помощники справляются с табуном. Я могу заняться выпасом остального скота, и вы сможете спокойно работать, ничто не будет мешать вам трудиться, пока ваша скотина в надежных руках! Вы сможете стабильно трудиться и стабильно жить без всяких проблем! Я за стабильность вашей жизни, за стабильность результатов своей работы! А моя стабильность в том, что ни одна лошадь не пропала из вашего табуна! Можете быть спокойны, что ни одна скотина не пропадет из нового стада, которое вы мне доверите!
Собравшиеся встретили его слова радостными криками. Никого не смутил тот факт, что пастух не просто кричал слова, а читал их по бумажке. Да и мало кто разглядел ту бумажку в его руках. С площади расходились все довольными, с ощущением того, что сегодня их всех поздравили с днем рождения - такая приятность разлилась в жителях после услышанной новости. Особенно всем понравилось диковинное слово СТАБИЛЬНОСТЬ, которое в тот вечер повторяли по избам не раз и не два. А ребятишки, наслушавшись этого слова от взрослых, засыпая, представляли для себя эту самую стабильность как диковинный ковер - прочный и приятный под пяткой, по которому можно спокойно топать через любое болото.
Речь пастуха сделала свое дело и на следующее утро вместо прежнего табуна на окраину деревни согнали в стадо уйму всякой живности - и коров, и овец, и коз. Люди с радостью освобождали руки для предстоящих работ от застарелой проблемы. Прут тронулся на лошади по дороге, и за ним потянулось все это мычащее, мекающее и бекающее стадо. Из-за поднятой стадом пыли невозможно было увидеть, как за поворотом дороги стадо разбрелось по равнине. Волки живой цепью окружили стадо и погнали на пастбище. Под их надежной охраной стаду ничто не угрожало - ни разбойники, ни хищники, ни хозяева.
Вечером того же дня напрасно деревня ждала по дворам возвращения своей скотины. Время шло, солнце клонилось к закату, но тишину в лучах заходящего солнца не нарушало ни мычание коров, ни шум козьих и овечьих голосов. Вместо них снова ударил пожарный набат. На этот раз у колокола толпу поджидал многодетный бобыль Демьян, шустрый мужик средних лет, нервы которого не выдержали непонятного отсутствия его коровы Рябухи. У всех коров в деревне были имена, как у членов семьи. Демьян не собирался молчать. Оставив в покое пожарный колокол, он заорал:
- Где наши коровы?! Вчера братцами называл наш пастух! Где он?!
- Вы зря волнуетесь! - раздался крик Прута, пробиравшегося сквозь толпу:
- Все в порядке! Ваша скотина отдыхает и ей не надо плестись обратно до деревни! На ночь скотину вашу загоняют в стойла. Дело в том, что рядом с конюшнями построены настоящие фермы! Там их всех на ночь и поят, и кормят, и доят кого надо. Все под присмотром и все ухожены!
Толпа притихла, начиная понимать, что вечерней дойки не будет. Пастух опять все им объяснил и успокоил, внеся во все ясность своими словами:
- Скотина ваша накормлена и подоена. Все организовано, - Прут незаметно заглянул мельком в бумажку, зажатую в кулаке. - Ради вашей стабильности на высшем уровне!
Демьян не унимался:
- Это хорошо, что коровы подоены, а нам что с того? Где молоко?
Но ничто не могло лишить голоса пастуха спокойствия и убедительности. Не моргнув глазом, он продолжал:
- Молоко там же находится! Вы можете в любое время съездить и взять его! Там даже погреба сделаны, льдом обложены для хранения молока. Вы такого не видывали, сколько там понастроено! Такой размах! И все ради вашей, - Прут снова мельком глянул в бумажку: - Стабильности! Да! - повторил он полюбившееся жителям слово:
- Я сам видел, как вашу скотину разместили в стойлах, накормили и напоили. Все коровы подоены. Можете мне поверить, братцы!
Раньше, в своей цыганской жизни Прут выступал перед народом, пел, плясал и ему это нравилось. Теперь, чем больше он говорил и кидал с бумажки слова в море ушей перед ним, которые ловили каждое его слово, как манну божью, тем больше ему нравилось это занятие и его работа. Его слушали, ему верили, и эта вера была самой главной добычей и для него, и для его помощников. Что бы он ни говорил, толпа встречала одобрением или равнодушным молчанием, словно речь шла о чем-то потустороннем, а не об их будущем. У Прута в какой -то миг мелькнула по-цыгански озорная мысль: