Пастух своих коров

— А что вы кончали, — спросил Карл, чтобы сгладить неловкость.

— Я? — ответил Нолик, тотчас оказавшийся рядом. — Ничего. Буквально.

— А откуда эта эрудиция?

— Читал много, за что и пострадал. Зачитался на шухере, пока магазин брали. Ясунари Кавабата. Как сейчас помню.

Сзади засигналили. Осторожно, шлепая грязью, по дороге пробирался желто-синий милицейский «Газик», немного обогнав, остановился.

— Луноход, — вздохнул Нолик. — По мою душу.

Из машины вышел крупный сержант и медленно пошел навстречу. Плечи его топорщились, как у астронавта на Луне.

— Тени забытых предков, твою мать, — заулыбался Нолик и ускорил шаг. Остановившись перед сержантом, он перекинул свой крест на левое плечо и приложил правую ладонь к серому виску. Милиционер мельком глянул на геодезистов, поднял указательный палец, механически произнес: «Нолик, смотри у меня!», неторопливо развернулся и пошел к машине.

— Хам! — сказал Парусенко. — Мог бы и поздороваться. Чего это он?

— Надзирает, — пожал свободным плечом Нолик и жалобно улыбнулся. Дорога повернула, и справа полоснуло море — низкое, бирюзовое, с белыми обрывками пены. Стало холодно.

— Здесь кончается земля, — мрачно заметил Нолик. — Дальше ничего нет — ни Босфора, ни, тем более, Дарданелл. Это не море. Это запрещающий знак.

«Азовское-то оно Азовское, — думал Карл. — А все-таки море. Надо подойти. А если Парусенко завозражает — как с ним работать. Халтуру надо найти. Хотя бы на Рыбзаводе. «Выше сети первомайской путины!» — чем не плакат! Или…»

— Пойдем посмотрим, — оживился Парусенко, — что за море такое. Бычок есть?

— Не знаю, — поежился Нолик, уходя поглубже в черный пиджак, — не рыбак я.

— А чем ты вообще занимаешься на заводе?

— На подхвате. В последнее время состоял ординарцем при Алене.

— Начальница?

— Да нет, обыкновенная баба, Бабус вульгарис. Только здоровая. А пуще того — алчная. Напихает в кошелки по два пуда и тащит. Куда столько. Тем более — горячего копчения. Она же долго не хранится. Протащит до проходной и стонет: «Ой, Нолик, помоги. Мужик ты или нет!» Зато, — Нолик оживился и чуть не въехал теодолитом в лоб, на этот раз Карлу. — Зато — вот стоит, как ты или как вы, — обратился он к Парусенко, — стоит прямо, а запросто, не держась, можно верхом на ней кататься. Такой круп — турнюр, буквально. Как у Центавра.

Берег был речной, покрытый дерном, в котором торчали первоцветы — мать-и-мачеха, и еще что-то лиловое, обрывался крутым уступом, о который колотились небольшие волны, рассыпаясь мелкими осколками бутылочного стекла. В грязном чертополохе залежались, оплывая, куски зернистого серого льда. Впереди, слева, сырели постройки силикатного кирпича, крупными волнами докатывался оттуда неведомый и тошнотворный запах.

— Скотобойня, — объяснил Нолик. — Кошмар. Ее все равно не обойти, — размышлял он обреченно, — поэтому пойдемте берегом. Так короче и чище все-таки.

По пути стали попадаться кости, сначала мелкие, тщательно обглоданные, потом — мослы целиком и ребра с ржавыми пятнами срезанного мяса, и, наконец…

— Чем не Сальвадор Дали? — сказал Нолик. — Осторожно, собаки здесь непредсказуемые.

Сотни скелетов образовали сложные конструкции на фоне моря и неба, коричневые шпангоуты чередовались с белыми, свежеободранными, по ним боком, внимательно ходили вороны вперемешку с мартынами, мелкие чайки с визгом пикировали и выхватывали что-то у отпрыгивающих ворон. Понизу шелестели похожие на ворон крупные крысы, вороньи личинки, бегали, оскальзываясь, по ребрам…

— Бедный Йорик, тоже мне… — Нолик печально поддел сапогом коровий череп и метнул его в сторону кучи. Две чайки взлетели невысоко и тут же сели на место.

Из шелеста прибоя, гудения в ребрах ветра и птичьих вскриков выделился звук, раздражающе монотонный и ритмичный, как дальний сигнал бедствия. Нолик поставил треногу, взял у Карла рейку и приблизился к нагромождению. Небольшая крыса застряла меж белых ребер, хватала розовыми лапками воздух и безнадежно верещала. Нолик прицелился и хлопнул ее по носу плоскостью рейки. Крыса выпала и шлепнулась на землю.

— Убил?

— Освободил, во всяком случае, — хмуро сказал Нолик, взваливая треногу на плечо.

Парусенко зашел в заводоуправление «кое-что порешать», как он выразился, а Нолик потащил Карла в коптильный цех. В мрачном помещении пахло залитым кострищем и угаром котельной. Посверкивали ряды скумбрии и ставриды. «И здесь атлантическая», — грустно убедился Карл.

Три тетки оживились, бросили свои занятия и уставились на Карла. В одной из них угадывалась Алена — от талии под углом почти в девяносто градусов простиралась широкая проступь. У нее был тяжелый подбородок, слегка запавшие щеки и ясные глаза.

Нолик подошел к Алене, деловито помял плечо, подпрыгнул и лихо уселся у нее за спиной, обхватив руками огромную грудь.

— Ты ж говорил — не держась! — проболтался Карл.

— Так я ж буферами рулю!

Бабы смеялись: «Ну, дает, Нолик без палочки!»

— Как бы не так, — зарделась Алена, взбрыкнула и сбросила седока на пол. Тот быстро откатился, якобы опасаясь удара копытом.