Пастух Земли

Бхулак всегда ощущал рядом с собой смерть — она могла прийти к нему, как и к каждому человеку, в любой момент. Он понял это довольно быстро, ещё в юности, когда, после инициации тьюи, какое-то время упивался своим могуществом и кажущимся бессмертием. Но как-то он чудом не угодил под обвал в горах, который обязательно раздробил бы его тело. А в другой раз вражеский дротик попал ему в шею, он захлёбывался кровью, долго приходил в себя, а после Поводырь сообщил ему, что, попади оружие на сантиметр левее, спасти его не смог бы даже он.

Но гораздо более возможности умереть самому, Бхулака пугала смерть близких. Вот этой боли он получил гораздо больше, чем положено обычному человеку. Не говоря уж об оставшихся позади, во тьме столетий, отце, матери, брате и сестре, сотни лиц проходили перед его глазами, когда он поддавался напору памяти. Жёны, возлюбленные, дети, внуки, друзья и соратники… Удивительно, но он помнил их всех — их голоса, запахи, чувства, которые охватывали его при общении с ними. И он помнил, как терял их, и память эта стала пыткой, от которой он научился отгораживаться, но которая терзала его непрестанно — даже если он того не ощущал.

Однако сейчас, при виде Арэдви, которую тащили враги, и которая скорее всего умрёт сейчас на его глазах, он вдруг осознал, что эта женщина занимает в его жизни более важное место, чем остальные люди. Или, может, просто другое.

Он напряг все мышцы, пытаясь разорвать верёвки, но, поняв, что это бесполезно, вновь расслабился.

Арэдви молча глядела на него со своим обычным загадочным выражением — словно они не находились в смертельной опасности, на пороге смерти, а проводили тихий вечер в своём доме. На ней осталась лишь набедренная повязка, ран или других повреждений на теле видно не было.

— Теперь ты видишь, что тебе всё равно придётся заговорить, — произнес Кимаджи, и в голосе его Бхулак уловил даже тень сочувствия — притворного или нет, непонятно, да и какая разница. — Иначе танцовщицу разрежут на куски на твоих глазах. Но прежде тамкар Машда совершит с ней то, что давно желает — и тоже на твоих глазах.

Машда грубо расхохотался и звучно хлопнул девушку по ягодицам.

— Я ещё не приказывал начинать, — резко осадил его млехх, и тот сразу замолк.

В этот момент Бхулак лихорадочно пытался мысленно найти поблизости хотя бы кого-нибудь из своих инициированных детей. Но все они были слишком далеко. Он загодя приказал им находится на важных участках в городе, а вот расставить у дворца не подумал, поскольку сам шёл туда и ему казалось, что этого пока довольно. Ещё одно неверное решение этой ночи…

Оставив попытки, он взглянул на Арэдви и живо вспомнил, как увидел её в первый раз — она и теперь походила на искусно выполненную статуэтку прекрасной девы перед началом танца. Лицо её было безмятежно, а поза спокойна, но волны напряжения исходили от неё.

— Не печалься, возлюбленный, я защищу тебя, — произнесла она нежнейшим голосом, словно просила у господина разрешения взойти на ложе.

От этого неожиданного заявления все, включая Бхулака, воззрились на девушку, а стоящие по бокам её воины грубо расхохотались. Но смех их был недолгим. Её руки поднялись и сделали плавное движение в стороны, только это был вовсе не танец. Она вдруг мёртвой хваткой вцепилась стражам в загривки и резко свела руки. Двух больших мужей словно бы сдуло ветром — они полетели навстречу друг другу и с громким стуком соприкоснулись головами. Арэдви разжала руки и два бездыханных тела рухнули на пол.

А танцовщица, не прерывая движения, повернулась к дико таращившему глаза Машде, схватила его за голову и крутанула, с громким треском переломив шею — казалось, что это стоило ей сил не больше, чем сломать сухую тростинку.

Первым опомнился дикарь-палач — Бхулак с ужасом увидел, как он выхватил из складок одежды своё страшное оружие, мгновенно поднёс его ко рту и выдул отравленную стрелку, которая вонзилась девушке в шею. Сейчас она упадёт в предсмертных корчах — этот яд действовал мгновенно, а на стрелке его должно было хватить на быка, а не то, что на хрупкую женщину.

Однако Арэдви не обратила ни малейшего внимания ни на дикаря, ни на стрелку, которая так и продолжала торчать из её шеи, когда она отражала удар копья второго воина. Легко вырвав оружие из рук противника, она резко ударила того древком по голове, и та взорвалась сгустками крови и осколками черепа.

Бхулак, бессильный помочь девушке — которая, впрочем, явно и не нуждалась в его помощи — во все глаза смотрел на невозможное действо, развернувшееся в полутёмном зале, в рваном свете воткнутых в стенные держатели факелов. Он уже не видел Кимаджи, который, похоже, незаметно исчез в самом начале сватки. А вот Эпшум при виде творящихся ужасов с жалобным криком кинулся наутёк. Но далеко убеждать не смог — со страшной силой брошенное Арэдви копьё пронизало со спины всё его тело, полностью вышло из груди и упало перед ним на пол. Труп вельможи накрыл убившее его оружие.