Пастух Земли

Погибли все — от восточных княжеств народа и до могучего царства Мо племени юэ — драгоценности юга, где нефритом играли даже дети бедняков, где бродили огромные слоны, а в реках плавали ужасные крокодилы. Прекрасное тихое озеро, вокруг которого раскинулось это царство, вышло из берегов и поглотило людей вместе с их жилищами и всем богатствами. Столица с храмами и дворцами, правда, уцелела, но вскоре обезлюдела. Дело в том, что после буйства огня и воды, оставившего по себе выжженную и просоленную почву, пришла великая засуха. Земля перестала плодоносить — и не только на севере, где народ жив просом и чумизой, но и на юге, где низкорослые смуглые люди по колено в воде возделывают восхитительно вкусный белый рис.

Оставшиеся в живых люди из стран, по которым прокатилась смерть, устремились в менее пострадавшие и более благополучные края — великие северные царства Нюгуа и Гуйфан. Город богини оказался ближе, и Ханжо, захватив власть, стал делить беженцев: оставлял лишь тех, кто был ему нужен — искусных резчиков по камню из Мо, строителей земляных стен из народа И, ткачей драгоценных тканей из слюны червей с южных равнин. Радушно принимались и гадатели, и вдохновенные предсказатели, ведающие волю умерших предков, и мудрецы, общающиеся с духами земли, точно знающие, где и как можно или нельзя строить, и умельцы, которые царапали на глине, камнях или черепашьих панцирях хитрые значки, хранившие знания. Брали, конечно, также и крепких юношей, которые могли стать хорошими воинами, и прекрасных дев, которые родят от них новых воинов.

Потому вскоре Наньгуа стал очень пёстрым городом — тут звучала разноязыкая речь и мелькали самые разные лица: плосколицых людей с востока, темнокожих южан, могучих носатых северян и даже людей, наподобие Бхулака — с круглыми глазами, розоватой кожей и светлыми волосами.

Тех же, кого узурпатор считал бесполезными, отправляли дальше — в Гуйфан, с которым после переворота отношения Нюгуа, прежде добрососедские, прервались. Царь северного города прислал посольство, заявив, что, если вскорости ему не представят живой и здоровой сестру, он пойдёт на Нюгуа войной. И это была серьёзная угроза: в Гуйфане собралось множество воинов с северных равнин. Воевать они умели — это были сыны свирепых степных племён, среди которых были даже потомки ореев, некогда двинувшихся на восток. Встречались там и узкоглазые люди из северных лесов или Золотых гор — тоже ловко владеющие оружием и безжалостные к врагам. Так что, когда Бхулак привёл своих Псов к Ханжо, тот был немало обрадован пополнению своего войска.

— Ты пришёл из дальних мест, Нюлан, и, может быть, там у вас всё по-другому, — говорил он Бхулаку, принимая его в роскошном дворце правителя, который он после переворота расширил и сделал ещё более великолепным. Дворец стал роскошнее храма богини, ибо Ханжо считал, что, коль скоро власть священна, значит, и атрибуты её на земле должны быть пышнее. А богам своей роскоши хватает в их пределах под землёй и на небе.

Дородный муж с жидкой седеющей бородкой, обрамляющей плоское круглое лицо, глядел на Бхулака тяжёлым взглядом узких глаз — чёрных, словно щели в подземный мир Богини-улитки. Его разноцветные одежды из драгоценной слюны тутовых червей монументально драпировали фигуру. Бхулак слушал его, потягивая сладкое просяное вино из глиняного кубка с искусной росписью, удивительно напоминающую ту, что украшала сосуды древнего женского царства Эрата. Он даже заподозрил, что эратские мастера смогли добраться до этих краёв. А почему нет?..

Между тем правитель продолжал:

— Здесь люди слушают волю Неба и покоряются ей.

— Как и везде, господин, — вставил Бхулак, не совсем понимающий, к чему клонит хозяин.

Тот поморщился, почуяв в словах гостя возражение, но ничего не сказал — Бхулак и его люди были ему нужны, и он не желал ссориться с ним раньше времени.

— Ты не понял, Нюлан, — строго сказал Ханжо. — Да и где тебе — ты же всего только вождь разбойников из диких краёв. Послушай же искушённую мудрость этой страны. Конечно же, боги претворяют свою волю повсеместно, но если варвары лишь нехотя покоряются ей, всё время норовя поступить по-своему, то наши люди понимают: если такова воля Неба и Земли, идти ей наперекор бессмысленно. И когда боги сажают во главе царства нового правителя, высшее благо — преклониться перед ним.

Логики тут Бхулак не видел: разве мятеж Ханжо против законного властелина не был самым настоящим «непокорством воле Небес»?.. Но на сей раз вставлять замечание не стал — Поводырь прислал его сюда не для того, чтобы перечить узурпатору. Тот тем временем продолжил:

— Правитель сам священен — как и боги — потому что от него зависит процветание страны. И если он станет заботиться об этом, а не о своём мелком человеческом благе, он и его потомки останутся править. А если погрязнет в пьянстве и разврате, как мой предшественник, он уступит свое место другому божественному избраннику.

«Так вот оно что…» — подумал Бхулак.