Они танцевали совершенно нагими, лишь в красно-белой раскраске и ужасных масках из дерева. Личины эти изображали жителей подземного мира — рогатых зелёных демонов с огромными глазами и раздвоенными или остроконечными головами. В Нюгуа делали много таких статуэток из нефрита, местные жители жертвовали их богине или предкам.
Но теперь эти создания тьмы ожили, совершая танцевальное поклонение перед большим, выше человеческого роста, глиняным горельефом богини с пугающе реалистичным лицом. Словно живое существо невероятным образом выходило из цельной стены. Нефритовые глаза таинственно поблёскивали в свете ламп.
К унылому звуку флейт прибавился высокий голос невидимого певца из тёмных глубин зала — он речитативом выводил славословия богине. Не переставая совершать танцевальные движения, девушки одна за другой исчезали во тьме, а назад появлялись не одни: теперь на шее каждой висел большой пятнистый питон — похоже, для змей это было вполне привычно. Бхулак уже видел такие танцы — в разных концах этого мира, но этот, пожалуй, впечатлял более других. Он дышал такой затаённой страстью, что, казалось, воздух в зале сгустился, стал густым, вязким и горячим, как подогретое вино из чумизы.
Мелодия флейты стала резкой, визгливой, удары задающего ритм гонга участились, голос тоже запел быстрее. Ускорились и движения танцовщиц, они становились всё более чувственными, почти похотливыми. Женщины бешено вращали бёдрами, а питоны переползали по их телам, обвиваясь вокруг то талии, то бёдер, раскачивая поднятыми головами и трепеща хвостом.
Всё чаще они проползали у женщин между ног, а те движениями изображали пылкую страсть. Бхулака вместе с молча смотревшими на действие зрителями тоже охватило всеобщее едва сдерживаемое возбуждение. Резкие звуки, запах блестящих разгорячённых женских тел, трепещущее пламя светильников и надо всем этим — потустороннее лицо Богини, как будто почти ожившей, жадно впитывающей предлагаемую жертву…
Впрочем, сегодня совершалась лишь малая церемония. Бхулак знал, что тут происходят гораздо более грандиозные и страшные праздники, когда сотни танцовщиц отдают Матери свою тёмную энергию. Тогда приносятся и кровавые жертвы, и не только свиньи, овцы и собаки — люди тоже, юноши и девушки, и дети, совсем маленькие мальчики и девочки… Обычно такие радения совершались на похоронах здешних владык, и Бхулак радовался, что сегодня не тот случай.
Слышал он и шёпотом передаваемые рассказы о более таинственных службах, совершавшихся без зрителей, где происходит настоящее проникновение змей в женщин, и в которых, наряду с питонами, принимают участие и ядовитые гады…
Танец завершался, мелодия вновь замедлилась, движения танцовщиц стали более плавными, наконец флейты и голос стихли, раздался последний удар гонга, и все замерли. Питоны соскользнули с влажных тел и уползли во тьму, а оттуда выступила величественная фигура в роскошных одеждах и тоже в маске — куда великолепнее, чем у танцовщиц, инкрустированной нефритом и золотом. В руках человек сжимал волнистый нефритовый посох, изображавший змею с квадратным лицом богини-улитки. Под маской богоподобного существа скрывался Ханжо, недавно провозгласивший себя главным жрецом храма.
Девушки подходили к нему по очереди, а он прикасался драгоценным лицом Богини к их головам и лону, после чего танцовщица удалялась вглубь храма.
Бхулаку тоже следовало туда проникнуть. Внимание толпы было поглощено кульминацией действия, и он скользнул во тьму — когда нужно, он умел становиться незаметным. Вслед за женщинами зашёл в прилегающее к большому залу помещение, и пользуясь тем, что оно было ещё более темным, чем-то, где происходило богослужение, скрылся в углу в тенях, внимательно наблюдая над снимающими маски утомлёнными танцовщицами. Хотя, в общем, лишь за одной — ещё во время танца его острый взгляд заметил то, что она скрывала на своём теле под густым слоем краски…
Девушки болтали и хихикали, омываясь водой из стоящих тут же больших кувшинов. По мере того, как узоры сходили с их тел, у некоторых становились заметны татуировки — как и во всём остальном мире, тут любили разукрашивать свои тела во славу богов и духов, и просто на удачу в жизни. И — вот она!
Девушка была довольно высокой и гибкой, с узкими плечами и небольшими, торчащими вверх грудями, не слишком широкими, но округлыми бёдрами. Лицо её показалось Бхулаку печальным, во всяком случае, она молчала и как будто сторонилась своих товарок.
Но главное он уже увидел: на её животе виднелась татуировка в виде креста с загнутыми концами — символ изливаемой на мир солнцем жизни и вечного возрождения. Бхулак видел такие во всех уголках мира. А когда она повернулась, на её спине открылся сложный узор из тех же крестов с вплетённым в него квадратным ликом Небесного бога. Подобные рисунки на телах люди Нюгуа не делали, зато их было очень много в городе Гуйфане, да и вообще во всех северных степях.