Вот нам с Дегой по семнадцать лет. Для нас то время, когда не было зверья, когда исправно функционировала вся мировая инфраструктура, когда у каждого была работа, у каждого (странно представить) – собственный автомобиль и связка всяких разных электронных штучек, предназначенных для еще большего комфорта существования… когда люди спокойно путешествовали из страны в страну, с континента на континент не по каким-то важным и необходимым делам, а просто ради развлечения (что представить и вовсе невозможно), когда никто не испытывал страха с наступлением сумерек, страха привычного и неотвязного, как ревматическая боль, – для нас то время затянуто радужным туманом детства. Его вроде и не было, того времени. То есть было, но… словно не по-настоящему… Уж очень большой контраст между тем, что сейчас, и тем, что мы урывками помним…
А представители предыдущего поколения былую бестревожную пору помнят прекрасно. Потому у них словно две жизни, прошлая и сегодняшняя. А кому-то повезло больше. Семиону Семионовичу, например, посчастливилось прожить не две, а три жизни…
Семион Семионович был медиком, хирургом. В первой жизни – рядовым, с неба звезд не хватающим практикующим хирургом в областной клинической больнице. Жил анахоретом, навсегда утратив интерес к противоположному полу по причине первого скоротечного и крайне неудачного брака; стремительно старел и в свои тридцать с небольшим выглядел на пятьдесят. И как-то заболел у Семиона Семионовича зуб. И обратился Семион Семионович к стоматологу. Естественно, не к первому попавшемуся, а к своему приятелю еще по медуниверситету – Вахтангу Анзоровичу.
Вахтанг Анзорович, в отличие от однокашника, процветал. У него была собственная клиника, жена в комплекте с тремя здоровыми ребятишками, квартира в центре, дом в элитном загородном поселке и еще бонус в виде молоденькой и фотомодельно красивой медсестрички Ниночки. Обо всем этом, не стесняясь присутствовавшей при том Ниночки, Вахтанг Анзорович радостно поведал сгорбившемуся в стоматологическом кресле Семиону.
Проблема с зубом оказалась серьезной. Но Вахтанг Анзорович успокоил: «Э-э-э! Ерунда! Сейчас наркозику дам, уснешь, а проснешься – и все уже позади. Ну, кому я рассказываю, сам все знаешь!»
И действительно. Семион уснул, проснулся, перекочевал, поддерживаемый Ниночкой, в индивидуальную палату, где отдохнул с часок. И отправился домой. От денег Вахтанг Анзорович отказался с таким свирепым лицом, будто Семион предлагал ему не оплату по таксе, а по меньшей мере участие в антиправительственном заговоре.
А дома Семион с удивлением обнаружил в кармане старенького пиджака записку, в которой, кроме номера телефона, не содержалось никакой дополнительной информации. Излишне говорить, что автором записки являлся вовсе не Вахтанг Анзорович…
Семион промучился сомнениями два дня. А на третий не выдержал и позвонил… Главным образом за тем, чтобы выяснить, чем же он все-таки так зацепил отправителя записки? Вопрос разрешился тем же вечером, и разрешился очень просто. «Влюбилась я в тебя», – сказала Ниночка, деловито разуваясь в тесной прихожей Семионовой хрущевки. «Так не бывает…» – прошептал все еще подозревавший какой-то подвох Семион. «Бывает…» – подтвердила Ниночка таким голосом, что все сомнения Семиона отпали.
И закипела у Семиона Семионовича новая жизнь. Ниночка переехала в его однокомнатную берлогу, каковая через полгода – когда сыграли свадьбу – была продана вместе с Ниночкиной квартирой с целью приобретения жилья побольше и получше. Семион поправился, выпрямился, стал хорошо одеваться и словно бы помолодел лет на двадцать – потому никто из его знакомых особо и не удивился, когда после ухода старенького главврача на пенсию освободившаяся должность досталась именно ему, Семиону Семионовичу. Дальше – больше. Родная областная клиника Семиону стала тесной. И он открыл клинику собственную, частную. И так резво пошли у него дела, что через несколько лет у него было уже четыре клиники. А также несколько квартир в центре и два дома в элитном загородном поселке. Уподобляться Вахтангу Анзоровичу и заводить себе молоденькие фотомодельные бонусы Семион не стал – в супруге Ниночке, исправно рожавшей ему здоровых и крепких ребятишек, он души не чаял. Время шло, дети взрослели, Семион Семионович стал задумываться о том, что пора бы ему отойти от дел и провести остаток отпущенных дней где-нибудь, где тихо, тепло и спокойно. Долго он выбирал, каким должен быть его последний приют, и наконец выбрал. Купил в Карибском море маленький островок, куда и переехал вместе с верной Ниночкой. И блаженствовать бы ему на том островке еще долго-долго, гуляя по утрам по личному пляжу, посиживая вечерами у камина на первом этаже пятиэтажного особняка в колониальном стиле, принимая время от времени визиты любящих и благодарных детей и внуков, но как-то проснулся убеленный благородными сединами Семион Семионович, открыл глаза…