Пастухи фараона

Толпа не расходится, евреи молча наблюдают, как два шарабана выезжают со двора. В первом, обложенный подушками, сидит ребе. Возле него габай и сыновья. В хвосте, между узлами и сундуками, устроилась ребецн с дочерьми. Во втором шарабане, прижавшись друг к другу, едут ученики ребе Натана.

— Куда? — спрашивает кучер на ближайшей развилке.

— Куда? — на ухо спрашивает габай у ребе и, на ухо же получив ответ, показывает кучеру рукой. — Туда!

Ближе к вечеру шарабаны въезжают во двор большой аустерии [45], что примостилась на опушке леса возле быстрой извилистой речушки.

Гершель дер Крумер — здоровенный мужик, глаза которого смотрят в разные стороны и оттого видят то, чего не видят другие, не верит своему счастью: Святой учитель со своим двором пожаловал к нему в гости! Два раза в год, по дороге в Умань, и по дороге из Умани, ребе Натан останавливается в его аустерии, и каждый раз Гершель дер Крумер счастлив. Правда, сегодня шабес, а Святой учитель припозднился, так что Гершель должен торопиться, Гершель должен успеть до восхода первой звезды. И Гершель носится по дому и подгоняет старую Хаю-Эстер, которую вовсе не нужно подгонять. А подгонять нужно Баську. Но где эта дрянь Баська? С тех пор, как Гершель стал время от времени наведываться к ней на чердак, она совсем изленилась. А где Шлойме-мишуга? А где…

Живей, живей, поворачивайтесь, у нас в доме Святой учитель!

Пока все вокруг суетятся, ребе Натан усаживается во главе длинного дубового стола. Его ученики — их ровно двенадцать — рассаживаются на лавках справа и слева от учителя. Ребе Натан достает книгу и, едва шевеля губами, читает молитву. И ученики, раскачиваясь взад и вперед, читают молитву. Но шум и суета мешают молитве. Учитель закрывает книгу.

— Почему суетятся эти добрые евреи? — обращается ребе к своим ученикам. — Потому, что они хотят поспеть к восходу первой звезды. Но разве в том заключается благочестие, чтобы слепо следовать предписаниям? Как говорил Учитель, истинное благочестие — в служении Господу молитвой. Такой молитвой, в которой изливается душа. Когда вы станете учителями и понесете Учение по свету, вы должны учить добрых евреев молитве, в которой душа изливается в радости и восторге. Но, если добрый еврей окажется слаб, если не в силах он будет восторгаться и радоваться в молитве, значит, должен он прилепиться к цадику, отбросить всякие мудрствования и жить умом цадика. В том и состоит благочестие, ибо цадик — это душа, человек — тело, а тело не может существовать без души. Даже дороги изнемогают от желания ощутить поступь человека, идущего к своему цадику. И как только человек останавливается — дороги облачаются в траур.

— Святой учитель, но, если тело не может существовать без души, значит ли это, что и душа не может существовать без тела? Значит ли это, что если человеку нужен цадик, то и цадику нужен человек? — спрашивает Лейба из Трок, самый младший, самый дерзкий из учеников.

— Не задавайся мудреными вопросами, сын Израиля, не уподобляйся ученым мудрецам, ибо от учения ослабевает вера. Лучше будь верующим глупцом, чем во всем сомневающимся мудрецом.

Между тем на столе уже дышит теплом субботняя хала, вино плещется в глиняных кружках, на деревянном подносе поблескивают жареной корочкой куриные ножки.

— Борух ото Адойной, элохейну мейлах ха-ойлом… — ребе поднимает серебряный бокал и затягивает благословение вину.

Затем он отламывает кусок халы и благословляет плоды земли. И велит своим ученикам есть. И велит им пить. Ибо вино снимает тяжесть с души и помогает радоваться, и помогает восторгаться, и помогает слиться с Духом Господним и услышать истину из уст Его.

И они едят. И они пьют. И еще пьют. И становятся веселы и радостны, и встают из-за стола, и начинают танцевать, взявшись за руки. И петь, и рассказывать о чудесах, которые сотворил ребе. А потом снова пьют и танцуют каждый сам по себе. А потом им становится тесно, и они выходят на поляну. И танцуют на поляне, и срывают с себя одежды, и становятся голы, и идут плескаться при свете луны.

И только Лейба из Трок не танцует, не радуется и не веселится. Он бежит по лесу, бежит прочь. Ветер развевает его черные кудри и рыжие пейсы, кусты цепляют полы его кафтана, котомка натирает плечи, а он все бежит и бежит, а в висках все стучит и стучит: если человеку нужен цадик, то нужен ли цадику человек?

И ребе выпивает бокал вина. И еще бокал вина. И становится ему хорошо. И видит он возле себя ангела. И ангел, как две капли воды похожий на габая, играет ему, Натану бен Вульфу из Крыжополя, на арфе и поет.