Пастушья корона

Эльф корчился на траве и плакал от боли — маленькое, слабое, жалкое существо.

— Забавно, да? — сказал От Фрезы Шлам. — В новом мире малое — шлам иль гоблины — большие дела творит.

Глава 8 «БАРОНСКИЙ ГЕРБ»

«Баронский герб» был пивной из тех, где потомственный владелец (в данном случае его звали Джон Кинзли) всегда сам стоял за стойкой и охотно разрешал завсегдатаям наливать себе самостоятельно, если у него не хватало рук или надо было отлучиться в уборную. Из тех, куда живущий поблизости фермер мог с гордостью принести гигантский огурец или ещё какой не вполне приличного вида овощ, чтобы показать друзьям.

В пабе частенько спорили, но не ради драки, а ради того, чтобы выяснить, кто прав. Время от времени кто-то пытался спорить на деньги, но Джон Кинзли на это смотрел неодобрительно. И хотя здесь разрешалось курить — чем все и пользовались, — плеваться было категорически запрещено. Конечно же, посетители порой выражались, да словами покрепче, чем здешняя выпивка. В конце концов, женщины ведь в паб не заходили, если не считать госпожи Кинзли, которая пропускала ругательства мимо ушей, а слово «засранец» вообще полагала всего лишь особенностью сельского говора, в изобилии мелькающей в выражениях типа «Ну, привет, старый засранец, что поделываешь?», и с несколько большей осторожностью относилась к «Усраться можно!».

Многие поколения местных баронов понимали, как важно, чтобы на их земле была процветающая пивная, да и сами не брезговали иногда туда заглянуть. Каждый из них старался сделать что-нибудь, чтобы разнообразить досуг своих арендаторов. Например, нынешний молодой барон вскоре после свадьбы подарил пивной дротики и мишень. Развлечение, правда, не прижилось, поскольку во время увлечённого состязания Пит Натощак, который славился как лучший пахарь холмов, но не блистал умом, чуть было не лишился глаза. После этого все решили, что дротики — дело опасное, и заброшенная было доска для игры в «толкни монетку»* вернулась на почётное место.

После тяжких трудов на пастбищах или в хлеву многие находили утешение в стенах пивной. Сегодня вот Джо Болен только тем и держался, что вечером обещал себе пропустить кружечку. Уж больно неудачный выдался день — скотина вся как взбеленилась, инструменты ломались. После пинты пива, сказал он себе, будет проще настроиться на разговор, предстоящий за ужином, — насчёт годовщины свадьбы, про которую он, вот ужас-то, начисто забыл. По долгому опыту Джо знал, что теперь его будут всю неделю, если не больше, кормить холодными обедами, разговаривать с ним ледяным тоном и, возможно, даже постель не согреют.

Была суббота, летний вечер выдался тёплым, и ночь обещала быть ясной. Народу в пивной собралось немало, хотя и меньше, чем хотелось бы Джону Кинзли. Джо Болен устроился за длинным дубовым столом снаружи, его пёс Ловкач свернулся у ног хозяина.

И отец, и дед, и ещё много поколений предков Джо Болена фермерствовали на Меловых холмах, поэтому он знал в округе всех и каждого, знал, кто работает в поте лица, а кто спустя рукава, кто здесь умник, а кто дурак. Сам-то Джо умником не был, но был благоразумным, хорошим фермером, а самое главное, субботним вечером в пивной он всегда оказывался во главе стола, даже если садился на другое место. Здесь, о чём бы ни зашла речь, Джо Болена считали главным знатоком.

За небольшим столиком у самого входа двое завсегдатаев спорили о кошачьих и лисьих следах.

— Слушай, последний раз показываю: кошка ходит вот так, — один из них плавно изобразил в воздухе руками, как именно ходит кошка, — а Ренар — вот так!

А ведь может статься, подумал Джо, мы — последнее поколение, которое зовёт лиса Ренаром*. Для наших детей лис — просто лис.

Все, кто собрался под вечер за столами, до этого целый день ухаживали за лошадьми, свиньями и овцами, да ещё и делали прорву работы по дому, о которой городские и не слышали. Они вставляли в речь скрипучие местные словечки и знали наперечёт всех певчих птиц в долинах, всех змей и всех лис и где они живут и все уголки в окрестностях, куда барон и его люди обчно не заглядывают, — словом, знали много такого, о чём и не подозревали учёные в своих университетах. Прежде чем заговорить, здешние посетители обычно подолгу размышляли, а уж когда говорили, то говорили не спеша, за время паузы мир приходил в порядок, и так оно и продолжалось до тех пор, пока не прибегал мальчишка передать, что если мужчины не поторопятся, то их ужин совсем остынет.

И тут вдруг Дик Хватли, тучный тип с жидкой порослью на подбородке, которую по местным меркам и бородой-то назвать было стыдно, гаркнул:

— Что-то эль нынче жидкий, как сироткина моча!

— Ты как моё пиво назвал? — возмутился Джон Кинзли, убирая пустые кружки со столов. — Отличное пиво, я только сегодня утром новый бочонок открыл.

— Эй, я ж не сказал, что мне не нравится! — заявил Дик Хватли.