Пастушка Анка

— В билетике номер девять записано мудрое изречение: «Постучит беда в окошко — подружатся пёс и кошка».

— Тогда ладно, пойдём на выручку, — согласился Тоша, и оба поспешили на другой конец поля.

Едва они приблизились к развесистой груше, что росла возле межи, незнакомый пёс испуганно завыл:

— У-у-у! Кто это?

— Не бойся, — промяукал Тоша самым мягким и миролюбивым голосом. — Мы пришли к тебе на помощь. Мы — это мышь-гадалка и лев в образе кота.

Перед друзьями сидел привязанный к груше перепуганный и грустный нёс пёстрой масти. Он вежливо отрекомендовался:

— Честь имею представиться: пёс Пёстрик, овечий сторож дяди Усача. У меня пятилетний стаж собачьей службы, участвовал в семи сражениях с волками, в прошлом месяце приставлен к этому полю и мучаюсь здесь до сего дня.

— Мучаешься? Это почему же? — поинтересовался Тоша.

— Брат мой кот, лев мой дорогой, и ты ещё спрашиваешь! Каждую ночь сюда является громаднейший медведь, прожорливая бестия Грушетряс Кукурузович. Сперва он обтрясает грушу, потом закусывает кукурузой. Грозится и меня сожрать, когда не останется больше ни груш, ни кукурузы. Я подсчитал все груши на дереве и всю кукурузу в поле — и выходит, что жить мне осталось дней десять, не больше. Значит, в самом скором времени медведь будет именоваться Собакоед Живоглотович.

— В билетике номер десять, — спокойно сказала мышь-гадалка, — записана поговорка: «Радое был богатырём, но и с ним можно справиться втроём». Так что давайте думать, как нам, обжору победить и одурачить.

— Не только одурачим, но и особачим, окошачим и омышачим! — хвастливо заявил Тоша.

И трое союзников принялись шептаться и шушукаться. Когда же из темноты послышался грозный рёв медведя, друзья уже знали, что им делать. Кот Тоша и мышь-гадалка вскарабкались на дерево и оттуда окликнули привязанного Пёстрика:

— Значит, договорились! Теперь только не трусь!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Идёт медведь, а страх впереди него бежит. Полная мешанина. Удирай, князь! Лев в образе кота луну сожрал. Груша хохочет. Кот с ясного неба

Огромный, мрачный Грушетряс Кукурузович шагал к старой груше, а впереди него катилась волна леденящего ужаса. Даже листья на деревьях содрогались и съёживались, а птицам, которые спали в ту пору глубоким сном, снился студёный зимний полдень и деревья, покрытые инеем. Сова на старом, гнилом буке и та забеспокоилась.

— Угу-у, кто ту-у-ут? — прокричала она в испуге.

В тот день медведя безбожно искусали горные пчёлы, и в голове у него теперь так шумело и гудело, будто это была не голова, а улей или водяная мельница. Поэтому он был очень сердит и, как только приблизился к Пёстрику, сразу схватил его за шкуру и так встряхнул, что у бедного пса все косточки перемешались и все мысли перепутались. Вообще он был так потрясён и настолько смешался, что забыл решительно всё, что должен был сказать косматому. С его языка слетали лишь неясные обрывки фраз:

— Лев… кот… спасайся… груша… луна..

— Что ты бормочешь? — заворчал Грушетряс. — Ошалел, что ли, от страха?

И, к великому счастью для нашего Пёстрика, он снова встряхнул его, да так, что все его перемешавшиеся косточки стали на место, спутавшиеся мысли распутались, а заодно и язык развязался.

— Почтенный князь Кукурузович, удирай отсюда, пока цел! Тебя ищут два страшных богатыря.

— Какие такие богатыри? — забеспокоился медведь.

— Лев в образе кота и мышь-гадалка.

— Это ещё что за чудеса?! — перепугался медведь.

— Лучше тебе не знать! — продолжал запугивать Пёстрик. — Этот кот, этот лев среди котов, вчера разогнал ярмарку, опустошил целый город. Уцелела только одна блоха, и та лишь тем и спаслась, что спряталась в его шерсти. А мышь-гадалка прилетела на землю верхом на хвостатой звезде — такая у неё сила. Она угадывает прошлое и предсказывает будущее. И тебе она предсказала страшные вещи.

— Какие, какие?

— Говорила она, что если ты ещё раз придёшь на это поле, то быть тебе посажену в огромный улей, и сперва пчёлы получат с тебя за мёд, а потом дядя Усач рассчитается с тобой за кукурузу. Эх и поплатишься ты шкурой: сошьёт он себе из неё шубу и шапку.

— Э, нет, — решил медведь, — больше я сюда не ходок!

— Но ты не бойся, эти предсказания не исполнятся, — успокоил медведя Пёстрик, — потому что кот, ну, тот самый лев, о котором я говорил… обещал сожрать тебя вместе со шкурой, как только ты здесь появишься.

— Бр-р-р! А где он сейчас, этот кот-лев? — Грушетряс задрожал и стал озираться по сторонам.

— Он только что забрался на грушу вместе с Гадалкой. Сначала они съедят луну, а потом в темноте им и с тобой будет нетрудно расправиться.

Грушетряс глянул на ломтик убывающей луны и ахнул:

— Ай-яй! Ведь правда! От луны и половины не осталось. Ну, я пошёл!

Неповоротлив был медведь, неуклюж, но теперь он помчался с такой быстротой, что сам не заметил, как проскочил лес насквозь и очутился на открытом месте. Остановился он у последнего дерева, едва отдышался и никак понять не может: