Пастушок

Замок защёлкал как раз во время произнесения этой реплики, потому две спорщицы не услышали ни щелчков, ни дверного скрипа. А вот когда из прихожей вдруг донеслись шлепки резиновых тапок по голым пяткам, они растерянно обернулись. Ох, лучше было бы им ослепнуть за один миг до этого! К ним шла Ирка. Не просто Ирка, а Ирка, помолодевшая лет на пять! И не просто Ирка, помолодевшая лет на пять, а в белой ночной рубашке, густо заляпанной чем-то красным. Глаза у Ирки были подсинены и стрелками вытянуты к вискам, изо рта у Ирки сочились красные слюни. Ногти у неё на руках также были красными, очень длинными, и блестели, а волосы на башке стояли торчком, будто она вылезла из печной трубы! Короче, это был страх.

– Я – Ирка-вампирка, – холодно отрекомендовалась гостья, входя на кухню, – не ждали? Сейчас я буду пить вашу кровь, проклятые злыдни!

– А-а-а! – слабо прогудела Дарья Михайловна, раскрыв рот с десятками золотых зубов. Потом, закатив глаза, она сковырнулась со стула на пол. Женька маленечко растерялась. Шансы на то, что это всего лишь обморок, были очень невелики. Но выйти из роли было никак нельзя. А вот обороты сбавить, пожалуй, следовало – Галина, которую нужно было любой ценой расколоть, имела предрасположенность к обморокам и явно уже готовилась растянуться вслед за мамашей. Выплюнув изо рта просроченный кетчуп, взятый из холодильника Ирки, Женька утёрла ладонью рот и менее замогильным голосом изрекла:

– Не бойся! Я уже напилась Серёжкиной крови, так что твою пока пить не стану. Но при одном условии. Ты расскажешь мне, каким образом просекла, что я – упыриха!

– А-а-а! – тонко повторила Галина возглас маман и всё-таки сковырнулась. Но по-иному – не на бок, а на колени. Стукаясь башкой в пол, она стала умолять не пить её кровь, хоть Женька ей русским языком объяснила, что и не собирается. Но противная жадина пошла дальше. Тыча дрожащим пальцем в родную мать, она сообщила, что у неё, у Дарьи Михайловны, диабет, а значит – кровь сладкая, так что пей, залейся, приятного аппетита! И, сука, даже причмокнула, чтоб наглядно изобразить, какая вкуснющая кровь у её мамаши! И до того Женьки стало противно, что она плюнула Гальке в рожу и заорала, топнув ногой:

– Заткнись! Будешь отвечать на мои вопросы, крыса бесхвостая, а иначе за один миг останешься без своей поганой гадючьей крови! Всё поняла?

– Всё, Ирочка, всё, – паскудно защебетала Галька, пустив слезу, – ты спрашивай, спрашивай! Ничего не скрою, во всём признаюсь!

Женька вздохнула. Ещё раз сплюнула кетчуп.

– Ну, тварь, гляди, ежели соврёшь – приду к тебе ночью!

– Ой, только не приходи! Матерью клянусь – ни одного слова лживого не скажу, ничего не скрою!

– Окей. Как ты поняла, что я сосу кровь?

Галька вдруг замялась. Женька, заметив это, оскалилась – но слегка, чтоб не переборщить, как с Дарьей Михайловной.

– Говорю, говорю! – всполошилась Галька, – только скажи, ты ведь не рассердишься, если я всё тебе объясню?

– Ты что, идиотка? – взбесилась Женька, – быстро давай выкладывай, а не то у меня действительно аппетит от злости проснётся!

Галька, трясясь, ей всё рассказала. Её рассказ был коротким: когда она, движимая беспокойством, а не любопытством, вошла в чужую квартиру с открытой дверью, то заглянула сначала в ближнюю комнату, и – увидела там двоих. В постели спала довольная Ирка, а рядом с ней сидел за столом и что-то писал упырь, с которым она, судя по её счастливой улыбке и по его пребыванию в её комнате, была в дружеских отношениях. Самый настоящий упырь! Заглянув затем во вторую комнату, Галька там увидела трупы Лёшки и Кольки, лежавшие близ рояля. Ей стало ещё страшнее, и она грохнулась.

– Ты увидела упыря, сидящего рядом с Иркой? – переспросила Женька, – то есть, рядом со мною? Упырь сидел за столом и что-то писал?

– Да, именно так, – закивала Галька, – писал гусиным пером, на листе пергамента! Представляешь?

Женька слегка повернула голову, чтобы глянуть на Гальку косо. Затем она повернула голову другим профилем и взглянула с другого боку. По роже Гальки тёк пот.

– И как упырь выглядел? – поинтересовалась Женька.

– Старый, с бородой, в рясе! Это был точно монах!

– И что, у него изо рта торчали клыки? С них капала кровь?

Галька замотала башкой.

– Нет, Ирочка, нет! Ничего подобного не было!

– А с чего ты тогда взяла, что это – упырь?

– Я ведь говорю – это был монах, который сидел за столом и что-то писал! Пером! На листе пергамента!

– Ну, и что?

– Не мучь меня, Ирочка! Ты всё знаешь лучше меня!

– Нет, я ничего не знаю. Я не дружу ни с каким монахом! И ни с каким упырём. Ты, кстати, про это полиции рассказала?

– Конечно, нет! Я что, дура? Они меня сразу бы отправили в сумасшедший дом, а маму – в дом престарелых, чтоб нашей комнатой завладеть!