Пастырь Добрый

О своем рождении отец Алексей рассказывал так: когда наступили роды, покойная мать почувствовала себя очень плохо. Роды были трудные и так затянулись, что родильница была близка к смерти, за благополучный исход доктора не отвечали. В горе и тоске Алексей Иванович [1], отец покойного батюшки, поехал в Алексеевский монастырь [2] к обедне, которую по случаю какого–то праздника, служил сам митрополит Филарет [3]. Алексей Иванович вошел в алтарь и стал молиться, полный печали. Митрополит, горячо его любивший, заметил его и, подзывая к себе, благословил и спросил: «Что ты сегодня такой печальный? Что у тебя?» — «Ваше Высокопреосвященство, жена в родах умирает». — «Бог милостив. Помолимся вместе. Все будет хорошо. Родится мальчик. Назови его Алексеем, в честь святого Алексия, человека Божия [4], сегодня ведь как раз память его в Алексеевском монастыре». Когда, отстояв обедню, Алексей Иванович вернулся домой, то его встретили с радостью: родился мальчик, — это был отец Алексей.

2

   К митрополиту Филарету и его памяти у отца Алексея было особое благоговение и любовь. Я слышал от него много рассказов о Митрополите, и это всегда были слова глубокой любви, истинного понимания и какой–то родственности, на первый взгляд (но лишь на первый) непонятной: Митрополит представлялся суровым и сухим, в полную противоположность отцу Алексею, который был весь любовь и привет, но это несоответствие себя с Митрополитом отец Алексей резко отрицал, махал рукой и отвечал: «Не понимают». Вот что он рассказывал о своем отце, Митрополите и своем детстве.

   Ему было семь лет, когда умер Митрополит. Он помнил хорошо Троицкое подворье [5] времен Филарета, где жил с отцом, занимавшим тогда место регента митрополичьего Чудовского хора, бывшего тогда на высоте своей славы (до освящения храма Христа Спасителя [6] в Москве, как ни странно, не было своего городского кафедрального собора. Успенский — был за Синодом, и в нем даже не поминали митрополита, если он не служил там. Благовещенский — это был придворный собор, место кафедрального собора занимал Чудов монастырь, именовавшийся кафедральным собором. Поэтому митрополичий хор, по кафедральному монастырю, именовался Чудовским).

   Певчие помещались также на подворье. Алексей Иванович учился в Московской семинарии, отличался прекрасным голосом и редким слухом. Митрополит знал все и всех в своей епархии, и когда Алексей Иванович, еще совсем юноша, приближался к окончанию семинарии и думал о поступлении в Духовную Академию и, может быть, о священстве в будущем, Митрополит, давно имевший его на примете, высказал ректору свое намерение поставить впоследствии Алексея Ивановича во главу своего хора. Ректор передал желание Митрополита Алексею Ивановичу, тот стал отказываться: думается в этом отказе было место и страху — постоянно быть на глазах у Митрополита и всецело от него зависеть. «Подумай, — сказал ректор, — что тебя ждет. Ну, будешь где–нибудь священником в уезде, а тут около Владыки, он тебя не оставит». Узнав, что Алексей Иванович колеблется и смущен сильно предложением, Владыка позвал его к себе и тихо сказал: «Я тебя не неволю, решай сам». Кроткая приветливость Митрополита решила дело, и Алексей Иванович, по окончании семинарии, исполнил желание Митрополита.

3

   Отец Алексей всегда с живейшей благодарностью, иногда со слезами вспоминал заботу и ласку Митрополита к их семье, и к нему самому, маленькому мальчику. Митрополит находил время и охоту входить во все нужды и заботы регентовой семьи и свято исполнял обещание: «Я тебя не оставлю». Отец Алексей чтил в митрополите Филарете великого Святителя, подвижника, вдохновенного проповедника, и особенно Святителя, полного любви и жалости к низшим себя, несмотря на кажущуюся его замкнутость и даже суровость. В 1920 году было решено отслужить панихиду в день памяти митрополита Филарета, а затем прочесть нечто из его творений и жизнеописание. Батюшка отец Алексей очень этому обрадовался, и сам, несколько даже неожиданно, поделился своими детскими впечатлениями о личности великого Святителя: он говорил прекрасно, одушевленно и с глубоким благоговением и сумел дать почувствовать самое трудное, то, о чем обычно умалчивают даже благоговейно пишущие о митрополите Филарете: то, что Владыка был полон любви, подлинной христианской любви, умеющей прощать и нести тяготы ближнего. Это же сквозит в тех рассказах о митрополите Филарете, которые уцелели в моей памяти.

4