Пастырь мертвецов

И самое главное, Лисовский тоже был осведомлен о таинственных процессах, творящихся далеко в стороне от телеэкранов и газетных полос. В прежние времена Илья, случалось, принимал некоторые его фразы за бред сумасшедшего. Но, узнав о жизни побольше, понял: кто-кто, а Лешка-Гэндальф – не шизофреник.

Объединение, которое возглавлял Гэндальф, носило название «Гаруда». В честь одного из божеств древнеиндийской мифологии – к ней Лисовский питал необъяснимую слабость. Довольно скоро Илья Шелудько понял – все здесь очень серьезно и платой за малейшую оплошность может стать репутация, здоровье, а то и жизнь. Те же самые люди, что приветливо улыбались друг другу на общих собраниях, за глаза поливали товарищей отборнейшими помоями. А уж при встрече ночью в безлюдной местности, один на один… ох, об этом лучше было даже не думать. Ну как же – ведь на кону, как им казалось, стояла великая запретная власть. Для Шелудько же ставка была несравнимо выше. Поэтому в змеином клубке под названием «Гаруда» он избрал для себя роль самого тихого, неприметного и безобидного ужика. Тем более что и внешность его к тому вполне располагала…

Через некоторое время Гэндальф начал проводить более углубленные занятия, избрав для этого лишь двоих учеников. Одним из них стал Илья, как единственный среди последователей Лисовского человек, знавший о главной тайне. Вторым – парень по прозвищу Витторио, к которому Алексей больше всего благоволил. Витторио был уникальным случаем для «Гаруды» – его душу не проели насквозь слепые черви зависти и ненависти.

За это ему не преминул отомстить морально прокаженный Шелудько.

Он страшно завидовал этому высокому длинноволосому красавцу, который сумел пробиться в «любимые ученики», не проявляя особого рвения или прилежности. Причина, в принципе, лежала на поверхности. Гэндальф был пассивным гомосексуалистом. Но об этом даже в «Гаруде» знали далеко не все.

Так что корни симпатии Алексея к Витторио таились вовсе не в неких оккультных глубинах – они, скорее, росли из глубин его… мировосприятия. Однако желание не было взаимным, от чего Лисовский невероятно страдал и даже порой срывался в запои.

Вот как раз на этом несоответствии между реальностью жизни Гэндальфа и благородными порывами его… души сыграл Шелудько, чтоб устранить с дороги единственного конкурента. Стал часто набиваться к Лисовскому в собутыльники, дабы в процессе возлияний нашептывать, что Витторио презирает Гэндальфа и распространяет грязные сплетни о нем. Даже спровоцировал как-то соперника на резкие высказывания об учителе – тот разговор, конечно, был записан на диктофон. Прослушивание записи стало последней каплей – Гэндальф прогнал Витторио из «Гаруды».

Так Илья Шелудько стал единственным из участников кружка, кто вместе с Лисовским начал приближаться к заветному порогу…

Происходящее во время «спецзанятий» еще сильнее изменило его представление об окружающем мире. То были уже не попытки зажечь свечу силой взгляда и не клоунада над дощечкой с буквами (в процессе последнего занятия, кстати, однажды выяснилось, что в состав «Гаруды» входят сразу две реинкарнации Рамзеса Второго). Нет, теперь все было в десятки, если не в сотни раз серьезнее…

Стоя за спиной Гэндальфа, Илья видел настоящие души мертвых людей в зачарованных зеркалах. Научился устанавливать с учителем телепатическую связь – теперь они могли обсуждать свои дела, даже находясь на значительном расстоянии друг от друга. Шелудько узнавал и видел все больше и больше – скоро он уже мог различить среди носящихся в вечерних небесах летучих мышей не совсем обычных особей. А дальше были ночные встречи с призванными элементерами на берегу Дона и астральные сны, очнувшись от которых Илья обнаруживал, что сжимает в руках траву и камни иных миров…

Потом все пошло наперекосяк. Причиной стала душевная драма Лисовского. Он ведь давно ненавидел себя, этот маленький человечек с глазами извращенного демона. За гомосексуализм – такая черта вообще свойственна очень многим геям, выросшим в семьях, где исповедуются традиционные ценности. За склонность к творению зла. И самое главное – за то, что так и не смог сказать себе «стоп» прежде, чем впервые совершил что-то по-настоящему непоправимое.

«Я стал тонкий и какой-то прозрачный, – часто, напившись, жаловался Гэндальф Илье в последние недели их общения. – Как масло на хлебе у скупердяя. И ведь то, что происходит с нами сейчас, – еще только самое начало. Мне становится страшно при мысли о том, что может ждать дальше…» Во время одного из таких словоизлияний он рассказал Шелудько и о том, что на самом деле происходило годы назад в общежитии.

Илья очень быстро смекнул, чем это пахнет. Лисовский мог в любой момент остановиться. Сжечь свои магические инструменты и книги, раскаяться в многочисленных грехах и даже – чем черт не шутит – уйти в монастырь. Обидно было бы потерять наставника, стоя у самой границы вожделенных краев.

Тут-то Илья и совершил фатальную ошибку.