Пастыри

— Оставайтесь, поедим, — сказала Маргарита, — у меня непочатый край молока.

Роза исповедалась, она рассказала всю историю о том, как они с Лео ломились в дом, и про яичницу, и про овсянку.

— Вот не думала, что это ты, — сказала Маргарита. — Я думала, это дама.

Помолчали.

— Но вообще-то дама есть, — сказала Маргарита и посмотрела на Розу. — Это которая звонила к нему на службу. Потому-то Лео тогда и повернул.

— Конни видел его утром в ресторане на полпути.

— Он повернул, — сказала Маргарита. — Полиция говорит, это случилось по дороге в Таубен. В Таубене и была эта дама, я уверена.

Альва проводила взгляд матери, скользнувший к камину.

— Тут ничего не поделаешь, Роза, — сказала Маргарита. Она осеклась и продолжала, спав с голоса: — Оставаться друг другу нужными так, как надо, — нелегкое искусство. Ты сама знаешь, я не очень-то была нужна Лео, да и он мне не очень-то был нужен. Я ничего плохого не хочу про него сказать.

— Если ты кому-то не нужен, еще не значит, что ты не нужен вообще, — сказала Роза.

— Не знаю. Но даже если это никому не нужно, я буду ходить в больницу каждый день.

— Нет, это нужно, — сказала Роза.

— Не думаю, — сказала Маргарита.

Вдруг у Розы стали мокрые глаза и Альва, запинаясь, выдавила:

— Уж плохого-то в этом ничего не будет.

Маргарита, улыбаясь, смотрела на Розу. Ей хотелось сказать: «Ты очень любишь Лео», но вместо этого:

— Да, сколько лет, сколько зим. Помнишь, как мы ездили купаться, — сказала она. — А где Конни? Все в Таубене?

— Я позвоню ему, если хочешь, — сказала Роза.

— Пусть бы пришел поесть. — И Маргарита поднялась. — Пойду чего-нибудь приготовлю.

— Между прочим, — сказала она в дверях кухни и почесала голову, — иногда там звук пропадает. Надо переждать, и он сам собой появляется.

Роза глянула на ее и поправила оборочку юбки.

— Привет от меня папе, — сказала Альва, — если он не придет.

Конни прийти отказался, занят, надо подготовить доклад для небольшого кружка, с которым он недавно связался. Попозже вечером он за ними приедет или заберет Альву, если Маргарита захочет, чтоб Роза еще у нее посидела.

— Он ехал обратно в Таубен, Конни, — сказала Роза. — Ты понимаешь?

— Нет, — сказал он. — Но, значит, это его машину везли, когда я днем возвращался. Неприглядный вид.

А так у него все в порядке.

— Живот не болит?

— Совершенно.

Разговор кончился. Роза подумала о последнем месяце и о месяцах до него, когда постоянно не выдерживали нервы. И вдруг такая перемена.

— Как вообще Конни? — спросила Маргарита, когда Роза вошла в кухню.

— Просто невероятно, — сказала Роза, — но только самые последние дни. А то нечем было похвастаться. Знаешь ведь, какой он бывает.

— И у вас все хорошо? — спросила Маргарита. Она подняла глаза от картофельной шелухи и встретила взгляд Розы. Двенадцать-четырнадцать лет назад они хорошо знали друг друга, а потом все хуже и хуже.

— Нет, — сказала Роза, потрясла головой и уложила выбившуюся прядь за ухо, — ну что ты. Все совсем паршиво.

— Так чего же ты терпишь? — спросила Маргарита.

— Так чего же ты терпишь, — повторила за ней Роза. — Дни идут. Времени на раздумья и на выводы не остается. Да я никогда и не стану ничего предпринимать.

— Ты кроткая, — сказала Маргарита. — А я не кроткая.

— Может, я и кроткая, — сказала Роза. — Не все ли равно?

— Сама не знаю, — сказала Маргарита. — Но ты кроткая.

— Да, мы с Альвой, — сказала Роза, — как раз на днях об этом говорили…

— О чем мы говорили? — крикнула Альва из комнаты.

— Что добрые страшно усложняют жизнь злым, — сказала Роза. — Но что поделаешь.

— Терпеть не могу быть доброй, — сказал Маргарита. — Поэтому я ни с кем из родственников и не вижусь, кроме брата, он такой же, как я. Лео это во мне, по-моему, нравилось. Так ему было проще.

— Как ты думаешь, Маргарита, ты думаешь, он выживет? — спросила Роза.

— Я сказала врачу, что надеюсь, что он умрет. Лео не нужна жизнь беспомощного калеки.

— Почему? — спросила Роза.

— Он и говорить не сможет, — сказала Маргарита.

— Может научиться разговаривать руками.

— Нет, — сказала Маргарита. — У меня не было детей, и я не справлюсь. Мне это не под силу.

Они теперь сидели в комнате и, когда теряли нить, умолкали. Маргарита поставила пластинку, камерную музыку, густо печальную, спасительно простую.

Это была одна из самых любимых пластинок Лео, Роза точно знала. Она слушала. Маргарита в середине фразы вышла в кухню, вынула из духовки картошку, положила в гусятницу мясо.

— Может, пришли бы завтра вечером, — сказала Маргарита, — приедет его сын, не представляю, что с ним делать. А потом мне ехать на вокзал за его братом.

За едой Роза поинтересовалась, как она отдохнула. Маргарита сперва глянула, в окно, на светлое соседское парадное, и бегло, бесконтрольно улыбнулась, потом она посмотрела на Розу, пожала плечами, перевела взгляд на Альву и сказала:

— Я тебе потом расскажу. Да ведь это совсем недолго было.

В девять пришел Конни. Он печально и корректно объяснился с Маргаритой, которая расспрашивала его о встрече с Лео в мотеле. Роза не спускала с него глаз.

— Значит, вы завтракали за разными столиками?