Читаем Пастыри полностью

— У меня свои радости, неизвестные тебе, Маргарита, — сказал Оле.

— У крыс тоже свои радости.

— Они не читают книжек.

— И слава богу, а то бы в библиотеке было не протолкаться, — сказала Маргарита. — Ну, а почему ты так помешан на книжках? И почему твои драгоценные писатели так обожают подвергать своих бедных героев всевозможным несчастьям? И никак не уймутся? Ах, извини. — И, переведя скорость, она сжала зубы. — Пожалуйста, извини.

Ей пришлось затормозить у перекрестка. Вокруг все тормозили.

Выехали на площадь.

— А тут красиво.

И она жестом обняла величавые канделябры вокруг площади. Машина ползла к объезду.

— Нет, — сказала Маргарита. — Нет. Чего-то тебе не хватает.

— Разумеется, — сказал он.

— Но ты приспособился, — сказала она. — Мне это всегда претило. И в твоем брате тоже. Нет, пусть уж лучше сперва с тебя сдерут три шкуры, а потом посолят и забудут. На мой вкус, так лучше, Оле.

— Смотри-ка, как ты оправилась, — сказал Оле. — И как быстро. Гильда возмущалась бы, если б знала.

— Мы пять лет не виделись, — сказала Маргарита. — Вообще я причинила твоему брату столько неприятностей.

Больше они не разговаривали до самого дома. Она тронула его запястье.

— Оле, — сказала она. — Двух вещей я не умею делать. Я не умею рожать и не умею выть. Рожать я никогда не умела, выть разучилась в восемнадцать лет. Выревелась. Теперь мне и то и другое не помешало бы.

Он отвечал все не то. И все неинтересно.

— Твой брат так поразился, когда я в первый раз посмела с ним спорить. Несколько дней в себя не мог прийти. Ничего, потом легче пошло.

Она отпустила его руку.

— Как ты думаешь, твой брат был особенный человек? — спросила Маргарита.

— Он мог бы им стать, — сказал Оле. — Но вдруг он изменил курс. С него будто кору содрали. Он бы многого достиг, если б захотел.

— По мне, это невелика заслуга. В общественном аппарате и так людей хватает. Одним больше, одним меньше, подумаешь, важность. Нет, — говорила она. — Кому было лучше от его защиты, от его предложений? Разве уверенность в завтрашнем дне хоть сколько-нибудь крепла у большинства, а ведь речь именно о большинстве, и плевать на богатых и одаренных? Что — было это? — говорила она. — Мое-то дело маленькое. Я-то была только непонятливая официантка в трактире, где рождались планы его благодеяний.

— Ты чересчур много требуешь, — сказал Оле.

— Почему? Конечно, бывает и так: подкованный, непредубежденный гражданин, пекущийся о пользе общества. Но так не было, — сказала Маргарита. — И вообще нам всем пора закругляться.

— Печальное время.

— Не для меня. Для меня наоборот. Но для всех, кому бессчетные провалы представляются победами и кто так дерет нос, что и двумя словами не перекинется с соседями. Как раз я не так уж много требую. Знаешь, что я собираю: фальшивые монеты, да и то из лакричных лепешек.

Они вышли из машины, отперли дверь, внесли багаж Оле в комнату Лео, где Оле тотчас кинулся к книжным полкам.

— Я пойду руки помою, — сказала Маргарита.

Роза для всех готовила чай. Она на кухне жарила хлеб, покуда Марк разговаривал с Альвой, от которой нелегко было отделаться. Он принялся было листать книгу, но она сыпала в него вопросами.

— Согласен, — сказал Марк. — Революция не может учесть требований инвалидов.

Маргарита до небес превозносила Розу.

— Ты еще увидишь Лео в креслице, — сказала она ей. — Ей-богу, увидишь.

— Маргарита, — сказала Роза. — Столько есть радостей, которых мы заранее не можем себе, представить. Думаем, нам будет тяжко и невыносимо, а потом оказывается — нам только того и надо.

— Роза, — сказала Маргарита. — Не нравится мне то, что ты говоришь.

— Маргарита, — сказала Роза.

— Но кто тебя знает, может, ты и права.

После чая Марк ушел. Тут он и наткнулся на Оле, сидевшего за книгой в комнате Лео. Оле бросил несколько дружелюбных звуков вслед проходившему за Маргаритой Марку.

Когда он стоял в дверях и прощался, она опять увидела святость, стремительность, всеготовность и взгляд, недальний и неблизкий.

— Привет горе Синайской, — сказала она и отступила на шаг.

Он, полуобернувшись, посмотрел ей в лицо.

— Спасибо, — сказал он. Таким он ей нравился. Он отступал по кафелю, кривой от рюкзака.

«Борода мала», — подумала она.

А Франк сейчас на пути к дому.

<p><emphasis>Глава 9</emphasis></p><p>НАКАНУНЕ</p>

Несколько месяцев пролежав без сознания в больнице после автомобильной катастрофы, Лео Грей начинает поправляться. Его уже возят в кресле. Возможно, будут еще успехи. Возможно, он научится объясняться на пальцах. Возможно, он научится плавать.

В один из последних дней мая Лео Грея вывезли на больничную террасу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная зарубежная повесть

Долгая и счастливая жизнь
Долгая и счастливая жизнь

В чем же урок истории, рассказанной Рейнольдсом Прайсом? Она удивительно проста и бесхитростна. И как остальные произведения писателя, ее отличает цельность, глубинная, родниковая чистота и свежесть авторского восприятия. Для Рейнольдса Прайса характерно здоровое отношение к естественным процессам жизни. Повесть «Долгая и счастливая жизнь» кажется заповедным островком в современном литературном потоке, убереженным от модных влияний экзистенциалистского отчаяния, проповеди тщеты и бессмыслицы бытия. Да, счастья и радости маловато в окружающем мире — Прайс это знает и высказывает эту истину без утайки. Но у него свое отношение к миру: человек рождается для долгой и счастливой жизни, и сопутствовать ему должны доброта, умение откликаться на зов и вечный труд. В этом гуманистическом утверждении — сила светлой, поэтичной повести «Долгая и счастливая жизнь» американского писателя Эдуарда Рейнольдса Прайса.

Рейнолдс Прайс , Рейнольдс Прайс

Проза / Роман, повесть / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза