— Разумеется, — сказала она. — Иначе я и не мыслила.
— Было бы несправедливо тебя тут оставить, — сказал Марк, — здесь столько народу может поместиться.
— Жилье роскошное, — сказала Маргарита. — А я не собираюсь паразитировать.
Помолчали. Она стряхнула пепел, глотнула виски. За окном голуби взметнулись с куста, и в изгородь тыкался соседский пес.
— А его жалованье? — спросил Марк. — Ты им пользуешься?
— Я к нему не прикасаюсь. Всего жалованья твоего отца не хватило бы на уплату моего подоходного налога. Последние два года я его содержала. Так что вот.
— Чего ж ты его не выгнала? — спросил Марк.
— Ты имеешь в виду, почему я не ушла? Дом-то его. Скажешь тоже.
— Надо уладить с его жалованьем, — сказал Марк.
— На пенсию не рассчитывай, — сказала Маргарита.
— Лично мне деньги абсолютно не нужны, — сказал Марк, — но я бы нашел им применение.
Маргарита встала.
— Поесть не хочешь?
И она уже направилась к кухне.
— Нет, спасибо, — сказал Марк. — Я утром ел.
— А я поем. К тому же твой дядя вечером приедет. Вот он, кстати, и расскажет тебе обо всем, что так тебя интересует. И даже, возможно, составит для тебя заявление. Я ничего не знаю. Ты устраивайся, как сможешь.
Марк посидел немного, потом она услышала, как он прошел к рюкзаку, вынул книгу и уселся читать.
Немного погодя он сказал в полуоткрытую дверь:
— Я позвоню.
И тотчас телефон зазвонил. Она, выбегая из комнаты, крикнула, что возьмет трубку. Это был Франк, из далекого мотеля, очень озабоченный ее делами.
— О, — сказала Маргарита, — я ничего. Пока, во всяком случае.
Он ни черта не мог делать в тот день, когда она уехала.
— Так тебе плохо, бедный, — сказала она, и он различил в голосе улыбку. Он пустился в объяснения.
— Не все можно уладить по телефону, — сказала Маргарита. — Увы.
Марк читал и, по виду, не слушал. Такие уши, она знала, самые опасные.
— Лучше поставь на этом крест, — вдруг выпалила она.
Марк поднял голову и тотчас снова опустил взгляд. Франк недоумевал.
— Я просто учитываю все вместе.
Он почти понял ее, но не совсем.
— Вот именно, — сказала Маргарита.
— Ах, ну да.
Марк был весь внимание, когда она положила трубку.
Он звонил двадцать минут кряду, пяти лицам, каждое из которых надлежало осведомить о том, к каким выводам он пришел во время своей поездки на попутных, Маргарите не хотелось вслушиваться; разговор вертелся вокруг «действия» и «философии действия».
Затем он явился на кухню и сменил гнев на милость. Он бы с удовольствием чего-нибудь проглотил.
— Тогда завтра есть не придется, — сказал он.
— Ты ведь тут ночуешь?
Нет, он не собирается тут ночевать. Ему надо кое-куда зайти. Она предложила подвезти его. Не стоит. Ему надо встретиться кое с кем из друзей.
— В своем доме, конечно, нельзя чересчур засиживаться, — сказала она ему. — Я ушла, когда мне было шестнадцать. Мой отец до сих пор не расплатился за починку двери в подъезде.
— У тебя была типичная мелкобуржуазная реакция, — объявил Марк. — Твоим родителям она, может, и была неприятна. Но твой класс доволен твоей реакцией. Теперь ты самостоятельна до мозга костей.
— Ну, не знаю, — сказала Маргарита. — Какая уж я самостоятельная.
— Ты загребаешь кучу денег. Твой класс тобой гордится. Ты деловая. Ты теперь ценный член общества.
— Ну ладно. Вот ты такой умный, — сказала Маргарита, — что бы ты делал на моем месте?
— Мы пробуем свои силы, мы хотим, чтоб больше никто никого не использовал в своих целях, мы хотим помешать другим использовать нас. Господа станут нашими рабами. В известном смысле слова, — уточнил он.
— Что ж, благословляю, — сказала Маргарита.
— А вы паразиты. Ничем иным вы не можете и не хотите быть. И ваше сочувствие недорого стоит. Мы предоставим вашему поколению мирно умирать.
— Спасибо, — сказала Маргарита. — Примерно о том же мы и сами хлопочем.
— Вы ведь, если разобраться, страшнейшие преступники. Неужели ты сама не видишь? Наворотили, сами не понимаете чего.
Маргарита слила воду с картошки.
— Ну а где ты невинных сыщешь? — сказала она. — Только не воображай, что я сейчас же побегу к ним примыкать.
Какой у Марка большой кадык.
— Нет, мы не невинные, — сказал он. — Но мы сознаем свою вину, и мы знаем, что, если не будем держать ухо востро, на нас станут ездить. Мы несправедливые, сами знаем. Но так будет справедливей. Тут идеи, понимаешь.
— Марк, — сказала Маргарита, очищая картофелину, — тебе надо решить одну вещь. Можно будет, если отец умрет, использовать его почки для пересадки? Главный врач спрашивал.
— Нет, — сказал он. — Знаю, кого они там спасают. Многоуважаемых паразитов. Не желаю их спасать. Пусть подыхают.
— Ты серьезно?
— Да, — сказал он. — Серьезно.
— Человек же все равно человек, — сказала она. — Ведь верно?
— Все частные лица — преступники, всякая частная жизнь — преступление, — объявил он и хотел было распространиться.
— О, — сказала она, — теперь я понимаю, почему у тебя нет аппетита.
Он мерил кухню шагами. Она накрыла на стол, поставила пиво.
— Поедим? — сказала она.
Он сел напротив. Оба мешкали.
— Ну, застольной молитвы не будет, — сказала она. — Так что накладывай себе.
Она ничего не стала прибавлять.