Пастыри. Черные бабочки

Вглядевшись в плакаты, Илья от неожиданности опешил. Он думал, что тут митинг в поддержку иракских партизан, или, в крайнем случае, акция протеста против вмешательства США в конфликт Грузии и Южной Осетии, но в действительности все оказалось иначе.

На отпечатанных типографским способом плакатах темнели удивительные лозунги: «Российские дети имеют право на сытую жизнь в США!», «Американские родители, мы с вами!» и даже: «Детдома – позор России!».

– Э-э-э, Николай Кузьмич, – граф Торлецкий приподнял свои темные очки и внимательно вгляделся в митингующих, – не объясните ли вы мне, что здесь происходит...

– Да на днях наши законодатели наконец-то ужесточили правила усыновления для иностранцев! – ответил Громыко. – Правда, для этого понадобилось, чтобы приемные родители пятнадцать наших детишек забили в этих гребаных Штатах насмерть, сволочи. А один, тварь такая лысая, по телеку его показывали, пятилетнюю девочку усыновил и сразу насиловать ее начал, как только привез. И семь, что ли, лет этим занимался, угребок. Жаль, не в нашу зону его посадили...

– Погоди-ка, – не понял Илья, – так что же, эти вот, – он кивнул за окно, – америкосов поддерживают?

– Ну ты ж видишь, – Громыко скривился. – Как всегда, шваль всякая собралась. Правозащитники, фруктолюбы, «общечеловеки»... Вот уж кто в натуре позор России!

«Транспортер» поравнялся с крайним демонстрантом – огромным, пучеглазым и нездорово толстым мужиком в длинном пальто. Мясистый свекольный нос нависал над курчавой бородой, такие же цыганистые волосы выбивались из-под вязаной «петушком» шапочки. Видимо, бородатый только что подошел, и свой плакат он развернул на глазах сыскарей.

На белом куске ватмана, прикрепленном к длинному древку, на двух языках значилось: «Лучше быть сытым американцем, чем голодным русским!»

– Остановите, пожалуйста, Николай Кузьмич! – вдруг раздался с заднего сиденья голос Мити.

– Чего, укачало? Или приспичило? – Громыко прижался к тротуару и выключил двигатель.

Выскочив из машины, мальчик подбежал к бородатому демонстранту и что-то крикнул ему. Тот, с высоты немаленького своего роста, брезгливо посмотрел на Митю и сделал характерный жест рукой – мол, отвали, мелюзга.

На повторное обращение реакция оказалась более агрессивная: здоровяк перехватил плакат в левую руку и довольно сильно толкнул едва достающего ему до подмышки мальчика. Митя отлетел в сторону, лишь чудом не грохнувшись на землю.

– Ну, я ему сейчас, морде толстожопой! – зарычал Громыко и полез из-за руля, но железная рука Торлецкого легла ему на плечо:

– Подождите, Николай Кузьмич...

Вокруг Мити и бородатого сгрудилось несколько демонстрантов. Они что-то доказывали мальчику, но он упорно стоял на своем. Перепалка продолжалась минуты три и закончилась тем, что Митю стукнули зонтом. Постаралась одна из библиотекарских тетушек, пунцовогубая пожилая кокетка с триколорным бантом на груди.

И тогда Митя, тщедушный скромный любитель ботаники Митя, побледнев, сжал губы и неожиданно прямой ногой ударил бородатого в пах. Тот выпучил налитые кровью глаза и присел, ухватившись за причинное место.

Сыскари распахнули двери микроавтобуса, но вмешаться не успели: худенький подросток ухватил здоровяка за уши и с молодецким хаканьем натянул побагровевшее откормленное лицо «защитника интересов русских детей» на свое острое, обтянутое вытертой джинсой колено.

Бородач булькнул и завалился на бок. Из носа и разбитых губ широко и обильно хлынула неожиданно алая кровь. Митя не торопясь вытер ноги об упавший в лужу поганый плакат и, не обращая внимания на вопли теток и волосатых «общечеловеков», предусмотрительно отбежавших подальше, вернулся в машину.

– Суров ты... Дмитрий Карлович! – ухмыльнувшись, покрутил головой Громыко, разгоняя «Транспортер».

– «Благородный муж, попустительствующий лжи, не может спокойно встречать рассвет», – подрагивающим голосом процитировал Митя любимого Цинь Линя. Яна потрепала его по затылку:

– М-лодца, Мить-ка!

* * *

До Ивановой росстани «Транспортер» добрался лишь к вечеру. Все были уверены, что опоздали – трояндичи наверняка уже успели перехватить своего поверженного хозяина и расправиться с ним. Но везение оказалось на стороне сыскарей – они застали самый финал начавшейся много лет назад в ином мире трагедии.

На освободившейся от снега луговине чернели пятна гари. Изрядно поуменьшившийся в росте Троянда под личиной Агни из последних сил отбивался от своих выучеников, отступая к лесу. Он бил по ребятам огненными молниями, а в ответ получал выстрелы из гранатомета и удары плазменного бича.

Остановив микроавтобус на глинистом взгорке, Громыко первым выскочил наружу:

– Ого, да они забили его почти! Давай, пацаны, вали гада!

Пацаны, словно услышав слова майора, хотя их разделяло не меньше трехсот метров, навалились на Троянду со всех сторон – и буквально вбили лавового змея в полевую грязь. Взметнулся к небу столб пламени и каких-то темных ошметков, громко затрещав, погас плазмомет, но дело было уже сделано – Троянда перестал существовать...

– Смотрите! Смотрите! – вдруг истошно завопил Митя.