Пастыри. Черные бабочки

— Вот именно — скафандр. Эта девочка… Это существо — она в скафандре, понимаете? На ней защитная оболочка. Кроме того, мадемуазель Яна абсолютно правильно оценила ее возможности: она — сильный, опытный и безжалостный боец.

— Я ж говорю — стрелять надо было! Эх… — Илья досадливо смахнул ладонью снег с ветки, вытер мокрой рукой разгоряченное лицо.

— «Стрелять-стрелять»! — раздраженно передразнил его Громыко. — А если бы, не дай бог, это простая девка оказалась, мать ее? Ну, человеческая? Что мне, потом на червонец как минимум садиться? А?

— Да-л-дно, ус-п-койся, Ник-Кузич! — вступилась за Илью Яна, — л-чше ск-ажи, ч-го-д-лать-б-у-им?

— Возвращаться будем. — Громыко спрятал пистолет, развернулся и ожесточенно зашагал обратно по своим собственным следам. — У нас теперь только одна ниточка осталась — тот самый Бутырин.

— За жизнь которого я не дам теперь и дохлой сухой мухи… — печально пошутил Илья, помогая Яне надеть пуховку.

— Федор Анатольевич, а откуда она взялась-то? — подергал графа за рукав молчавший все это время Митя.

— Из того самого окна, что порождало сквозняк, Дмитрий Карлович. Вот только после появления ее в нашем мире окно закрылось очень плотно и исчезло. У меня сложилось впечатление, что из него… посматривали, понимаете, господа? А как пришло время — открыли и выпустили… ее. А потом окно закрылось.

— И ведь как четко сработали, паразиты! — Громыко остановился и погрозил кулаком неизвестно кому. — Организовали прикрытие, ролевиков этих нагнали толпу немереную… Если в не граф, хрена лысого мы бы вообще чего заметили.

— Получается, там, за окном, знали, что мы тут появимся? Еще вчера знали? Так, что ли? Иначе от кого прикрытие-то?

— Получается, что так… — Громыко сплюнул в снег и решительно махнул рукой: — Все, пошли, пошли! Надо засветло успеть до машин добраться. Да и пожрать бы не мешало… А уж потом будем думать.

* * *

Краем леса обойдя лагерь ролевиков, сыскари вышли на дорогу.

— А эльфы-то наши угомонились. Ни шуму, ни звону, — заметил Илья.

— И верно, — поддержал его Торлецкий. — Странное ощущение, господа! До этого я чувствовал радостное возбуждение, исходящее от этих молодых людей, а теперь они неожиданно успокоились.

— Дело ясное, что дело темное. — Громыко закашлялся. — Они свою роль уже сыграли, прикрыли собой девулю нашу зубастенькую…

— Николай Кузьмич, вы сообщите тем, кто занимается расследованием дел об убийствах, про наши сегодняшние приключения? — Торлецкий в упор посмотрел на майора.

— Ване-то я в рассказал, — замялся тот, — но, боюсь, даже он не поверит. Скажет — сбрендил ты, Громыко, иди, лечись.

— Да, но надо же окно это того… контролировать! — влез в разговор Илья. — Вдруг оттуда опять кто-то вылезет? Или девчонка эта вернется.

— Вряд ли, Илья Александрович! — граф снял очки и сунул их в карман. — Я чувствую, что окно закрылось надолго. Николай Кузьмич прав — все статисты свои роли уже отыграли. И нет решительно никакой возможности узнать, куда подевались главные действующие лица этой зловещей пьесы…

Дальнейший путь до станции они проделали в молчании. Солнце, опустившись к самым верхушкам елей, окрасило все вокруг багряным. Между деревьями и в ложбинах сугробов сгустились фиолетовые тени. Знобкий февральский ветерок гнал поземку, бил в лицо, мешая идти.

— А-мне-их ж-лко-по-чему-то, — тихо сказала Яна, когда они переходили железную дорогу.

— Кого, Януль? — майор мотнул головой, — этих, эльфов придурошных?

— Ага.

— Да чего их жалеть! Они ж, как наркоши — бегут от жизни. Придумали себе раек, и балдеют там, а жизнь — побоку! — с неожиданным ожесточением выдохнул Громыко.

— Вот-по-этому-и-ж-лко… — девушка прижалась к Илье, и он почувствовал, как на душе впервые за последние дни потеплело…

…Перед тем, как сесть в машины, Громыко объявил:

— Ловить нам больше нечего и некого. Поэтому встречаемся в следующую пятницу. Как обычно, у графа. Авось какие-никакие новости появятся. Ну все, всем спасибо, все свободны!

— Все не накомандуется никак! — проворчал Илья, забираясь в выстуженный «Троллер».

«Уазик» Торлецкого уже разворачивался, а поземка быстро заметала оставленные им на обочине неглубокие колеи…

Интердум тертиус

Северную Атлантику недаром называют «кухней погоды». Круглый год в гигантском котле, ограниченном с востока Гебридами и Фарерами, с севера — гренландскими льдами мыса Фарвель, а с запада Лабрадором и Ньюфаундлендом, кипит адское варево.

Здешние воды не знают, что такое штиль. Над мрачной бездной, навеки упокоившей в себе множество судов и еще больше людей, вечно свистит пронизывающий норд-вест. Он срывает с верхушек свинцовых волн клочья кружевной пены, он гонит по океану сахарные синеватые айсберги, он поет в снастях и антеннах кораблей тоскливый реквием по усопшим в морских глубинах, словно по списку поминая сгинувших в пучине.

И ни один моряк не знает, попадет ли он в этот скорбный список или счастливая звезда все же приведет его в порт назначения…