— Кому жуть, а кому — счастье, — пожал плечами Илья, и почему-то опять подумал про Завадского: «Сидит, наверное, Вадька в каком-нибудь архиве, пыль глотает, бумажками шелестит…»
— С-м-три, Пр-валов! — Яна подергала Илью за рукав. — Р-яж-енные!
По противоположной стороне улицы двигалось десятка полтора подростков. Все в причудливой черной одежде, с одинаковыми черными волосами. У девчонок ярко выделялись на бледных лицах густо-угольные губы и жирно подведенные глаза, отчего казалось, что все они в масках театра Кабуки.
Впрочем, немногочисленные кавалеры тоже не отставали от своих подруг. До крашеных губ дело не дошло, но на щеках у пацанов чернели какие-то символы, а многочисленные цепи и всевозможные висюльки заставляли вспомнить вериги блаженных.
— Это не ряженые, — Илья усмехнулся, припомнив девиц из метро, — это глумы. Ну, типа панков там, рокеров и прочих хиппи. Неформалы, как раньше говорили.
— А-а-а! — понимающе кивнула Яна и замолчала, с профессиональной пристальностью разглядывая темные покачивающиеся фигуры.
Вереница подростков тем временем начала пересекать улицу. Глумы двигались странной, водолазной походкой. Они не разговаривали друг с другом, не вертели головами и вообще не делали лишних движений.
— Небось под кайфом все! — предположил Илья, побулькивая джин-тоником.
— Не-а, — помотала головой бывшая оперативница, — т-ут-х-уже-д-ела!
— В смысле?
— В-пр-ямом, — Яна свободной рукой легонько коснулась уха своего спутника: — О-ни-в-се-в-на-уш-никах! М-зыку-с-луш-ют!
Илья присмотрелся — и точно. Глумы отгородились от окружающего их мира незримой, но прочной стеной. Проводки наушников паучьими лапками крепко вцепились в их головы, и по ним текло нечто неслышное никому, кроме облаченных в черное подростков.
Посторонившись, Илья и Яна пропустили мрачную стайку глумов. Попробовав заглянуть в остекленевшие глаза крайнего из пацанов, Илья не увидел там ничего, и у него осталось ощущение, что он смотрел в мутную лужицу.
— Ин-тресно, — хмыкнула Яна, — у-них-у-в-сех на-щ-ках-б-аб-чки-нар-сов-аны!
В очередной раз подивившись наблюдательности подруги, Илья отметил про себя странное совпадение: они идут смотреть «Охоту на бабочек», а по дороге им попадается кучка тинейджеров-глумов с бабочками на щеках…
— Вот так родишь ребенка, а потом он вырастет, и заберут его к себе черные бабочки, — неожиданно тоскливым голосом произнесла Яна, и Илье захотелось обнять ее, прижать к себе — и никогда не отпускать…
Фирменный поезд «Байкал» лязгнул сцепками и остановился. Бледно-зеленое здание вокзала нависло над составом, заслонив черное ночное небо. Станционный фонарь заглянул в окно, осветив спящих в плацкартном вагоне пассажиров. Гулкий металлический голос, лишенный половых признаков, пробубнил: «Скорый поезд номер девять „Иркутск — Москва“ прибыл на первый путь. Стоянка поезда пятнадцать минут. Отправление в два часа четыре минуты. Повторяю…»
По перрону неторопливо прогуливались вышедшие подышать полуночники. Вился в морозном воздухе табачный дым. Бодро вскрикивая: «Пиво! Рыба!», промчалась на кривых ногах бабка-лоточница.
— Светит — как в морге! — пробормотал в душной вагонной тишине чей-то недовольный голос, имея в виду мертвенный свет, бьющий сквозь грязное стекло.
— Ты че, в морге был? — тут же отозвался с верхней полки задиристый тенорок.
— Да пошел ты…
— Мужчины, имейте совесть! Почти два часа ночи, а вы все не угомонитесь! — с «учительским» интонациями вклинилась в разговор лежащая на «боковушке» дама.
— Слыхали? Старший приказал — отбой! — пробасило откуда-то из недр вагона. Пассажиры рассмеялись.
…Трояндичи занимали крайний, у туалета, плацкартный отсек — все четыре полки и два боковых места в придачу. Четверо спали, один дежурил на «боковушке» — на всякий случай. Когда поезд остановился, «недреманным оком» был Костя-Вий. Поглядывая одним глазом в окно, он вертел в руках кубик Рубика, прислушиваясь к разгорающейся полуночной перепалке.
— Че там, брат? — тихо спросил с верхней полки Субудай, свесив вниз лобастую голову.
— Омск. Гатиры шутят, — так же негромко ответил Вий.
— Э, брат, договорились же — варяжью баюну забыть! — недовольно прошипел Коловрат.
— И ты, брат, не спишь? — с усмешкой спросила снизу Алиса.
— Как же, уснешь тут… — грустно сказала Ния, откидывая одеяло. — Я все Иркутск забыть не могу. Мама так постарела…
— И мой батя седой совсем стал, — в тон ей проговорил Вий.
Повисло тяжелое молчание.
— Братья, еще минут десять стоять. Айда-ка разомнемся! — решительно предложил Субудай и, не дожидаясь ответа, спрыгнул с полки.
Выбравшись на перрон, трояндичи с наслаждением вдохнули пусть и пахнущий железнодорожным креозотом, но все равно чистый и свежий после затхлого вагона воздух.
Проводница, переминающаяся у открытой двери, скосила глаза на ребят, но ничего не сказала. Еще при посадке в Иркутске трояндичи представились детско-юношеским ансамблем «Рябинушка», отправляющимся на музыкальный телевизионный конкурс в столицу.
— А руководитель ваш где? — поинтересовалась дотошная проводница.