Она уронила голову на грудь, как бы говоря: все, вот теперь пришло время аплодисментов. Арделл сидела задумчиво и не шевелясь, уставившись в чашку. Неизвестно, что там было, под ее темными ресницами.
А художница наклонилась и сообщила благоговейным шепотом:
– Она была посланцем высших сил. Пришла ниоткуда, исчезла в никуда. И еще я думаю… знаете, как она их убила? Любовью. Лаской. Она просто попросила их, а они – они так любили ее в этот момент, что просто не могли не подчиниться…
Арделл издала какой-то невнятный звук – среднее между выдохом и стоном. Задумчиво встала.
– Ведь вы же не хотите уйти сейчас?! – всполошилась художница и затарахтела по-прежнему: – А мои картины, вы же должны взглянуть, это же самое главное, я так долго писала все, что нашептывал внутренний огонь, все, что я видела во снах, ведь это же то, ради чего вы пришли – взглянуть на нее!
И подскочила, и кинулась отдергивать пеструю занавеску, за которой оказался ход в следующую, куда более просторную комнату.
Галерею.
Галерею одной темы.
Пряники на мостовой, сбрызнуты алым. Бледно-желтые пятна солнца стремятся уползти от гибкого, медово-золотого силуэта. Дьявольский огонь в бешеных глазах. Мешанина кричащих ртов, радужные осколки разлетающегося окна – на следующем полотне. Привалился к стене почтенный старичок – наверное, это он рассыпал пряники. Кто-то пытается ударить магией, кто-то поскользнулся, его смяли, валяется чей-то измочаленный веночек, маленький…
Оскаленные когти, ленточки под ногами, пятна на мостовой, тела, дикая круговерть осколков и тел…
И в центре этой круговерти – девочка с протянутой рукой, хотя какая девочка –посланник богов, неземное существо, озаренное неместным светом. Кудри расплавленным золотом текут на плечи. В глазах – синь неведомых озер, и васильков, и тех звезд, что загораются над небосклоном летом особенно ярко. Алые губки приоткрыты – должно быть, шепчет что-то вроде: «Спать, спать, спать, сейчас я спою вам колыбельную». Щечки бледны, и на личике застыло слегка отстраненное выражение.
Будто не она стоит в воронке боли и ужаса, будто вокруг нет кричащих, мечущихся людей. Будто это не перед ней замерли на мостовой две огромные твари (медовые шкуры выпачканы в кровь), распластались в раболепных позах, готовы выполнить всё, всё, всё. Готовы с радостью идти туда, куда укажет детский шепот.
Мне всегда нравились ангелы на картинках – будь то посланницы Целительницы в серебристых одеждах или светлые мужи, сходившие с Небес, от Единого. Но при взгляде на этого ангела меня продрал по коже мороз – почему? Наверняка ведь полотно было призвано вызывать дрожь иного рода – благоговение, комок в горле, перехват дыхания от восторга перед посланницей неба… не это противное ощущение чуждости.
Арделл замирала у каждой картины и, кажется, интересовалась больше фоном, а не первым планом. Поднялась на цыпочки, чтобы рассмотреть перекосившуюся вывеску над какой-то лавкой. Склонила голову, уставившись на скрюченную оливу, видневшуюся с краю другого изображения. От картины к картине, словно ступая по той, давней улице, добрела до центра, подняла голову и вздрогнула.
Показалось: сейчас она заслонится, отвернется от чересчур уж синих глаз. Но нет, Арделл стояла, смотрела, только лицо ее было необычайно печальным. Бледная, трагическая маска, ресницы опущены и чуть нахмурены брови, на каштановых волосах словно играют отблески золотого света с картины, и она сама – будто бы часть картины: поднимет руку, шагнет и провалится в тот день, в тот мир…
И картина станет совершенной, и смотреть на нее можно будет до бесконечности.
– Ах, мне кажется, стук, конечно же, это Виолетта, моя подруга, она вышивает и всегда, всегда является не вовремя, я на секунду, на секундочку, дорогуша, мы ведь еще не закончили, я непременно должна еще многое написать!
Волшебство развеялось. Голос художницы звучал уже за стенкой, она удалялась к выходу. Арделл тихо вздохнула, потирая лоб.
– Прямо ангел из книжки, – сказал я, кивая на центральное полотно. – Если все они увидели там что-то подобное – становится понятно то, что творится на улицах.
– Иногда ангелов видят там, где их нет, – отозвалась Арделл, усмехаясь со своей обычной невыносимостью. – Нам, пожалуй, пора. Есть еще кое-что, что мне хотелось бы увидеть.
К счастью, попрощаться с художницей удалось почти сразу, хотя Арделл и здесь не удержалась от проявления натуры. Обещание «Конечно, мой спутник зайдет, чтобы вы могли сделать свой эскиз» ухудшило мое настроение еще на порядок.
– Почему вам было и в самом деле не взять с собой вашего «клыка»? – буркнул я, когда мы наконец оказались на улице. – Была бы более подходящая натура. Ах да, он ведь еще не расстается с блокнотом. Свели бы двух художников, почему нет?
Арделл покосилась удивленно, потом тихонько засмеялась. Отвесила торжественный поклон в сторону жреца в серой хламиде, который преклонил колени на углу, перед какой-то очередной статуей (скрежет зубов Крысолова отдался в переулке довольно явственно) и взяла курс на оживленные улицы.