Голос ровный и властный. Молодой. Красиво отдаётся в переулке. Словно у оратора, думает Гриз, пока чувствует, как она опадают куда-то на мостовую её собственные слова. Скомканные, бессильные.
Изо рта клубами рвётся дыхание, и какую роль играть, если вдруг встречаешься с тем, о ком так настойчиво шепчутся на этих улицах…
– Кто… кто ты?
– Ты знаешь, кто я, варг.
В голосе – ледяное презрение. Усталость? Кажется. Когда в сотню раз повторяешь заученное, сыгранное…
– Тот, кто не позволит таким, как ты, проливать кровь на улицах этого города. Щит для людей от вас и ваших тварей.
От перекрестка слышны ликующие крики зевак – будто за спиной вздымается волна: «Он тут, он опять, он вернулся!»
Человек в плаще надвигается из темноты. Протягивает руку – длинный рукав почти совсем скрывает ладонь, видны только белые пальцы.
– Отступись, варг. Убирайся из моего города. И скажи всем своим собратьям – я знаю их планы на это полнолуние. Второго раза не будет.
Олкест порождает какой-то странный, сдавленный звук. Алапарды недоуменно переглядываются – чуют удивление варга, тревогу…
– Какие планы? – повторяет Гриз, помедлив. – Чего не будет?
Это замешательство там, под капюшоном. Будто она должна была сказать другое. Вести себя иначе.
И Гриз захлестывает облегчение и веселье – потому что от всем этим так и веет неумелой постановкой. Пьесой в одном действии – для двух алапардов, варга, адепта Единого и якобы Ребенка Энкера (последний – на сцене не впервые, зато любимец публики).
А потом у нее перехватывают контроль над алапардами.
Рвётся тонкая ниточка, которую она оставила в их сознаниях, легкое ощущение единства отсекается резко и по-живому, а уже в следующую секунду Шалфей и Лаванда становятся в позицию охоты: прямой хвост, вздыбленный загривок. И начинают наступать уже непритворно. Тихо, кровожадно рыча.
На Олкеста – и на того, кто пытается изображать из себя Ребёнка Энкера, потому что они теперь почти на одной линии. Рыцарь Морковка – дальше по улице, якобы Дитя Энкера – ближе с величественно вытянутой рукой.
– Ты смеешь угрожать мне, варг? Натравливать на Защитника Людей бестий?
«Вместе!», – мысленно вопит Гриз, снова и снова. – «Мы вместе!» Но её крик словно разбивается о камень или о щит – будто там, где был вход в сознания зверей, вдруг выросла стена. Шафран и Лаванда идут вперёд, ладонь Ребенка Энкера вытянута в повелительном жесте – и обжигающее будущее встает перед глазами. Секундно.
Сейчас всё повторится – короткое «Умрите», два тела на улице…
– Остановите их сейчас же! – гневно кричит выпавший из роли Олкест. Гриз не отвечает: мало времени. Обогнуть алапардов, привычно встать между ними и жертвой щитом, плевать, что спина остаётся неприкрытой…
В миг, когда она срывается с места, из-за спины долетает звучный клич:
– Именем закона! Стойте на месте, вы арестованы!
И события обращаются детской игрушкой – калейдоскопом. Взлетают и падают разбившейся мозаичной картиной.
Человек в капюшоне смотрит за спину Гриз – туда, откуда гремит клич Тербенно. Мгновенное, резкое движение – в воздухе оказывается что-то поблескивающее, летит на мостовую. Инстинкты толкают вперёд – быстрее, быстрее, прочь от этой штуки!
Гриз обращается в ветер, в алапарда на улице Энкера, в неистовость свистящего кнута. Позади, вспухают клубы серого дыма, тянут косматые лапы – и не могут догнать.
Олкест застыл посреди улицы, Гриз хватает его за плечо и дергает за собой. Сворачивает в ближайшую подворотню, бросает:
– Дыхание задержите!
Ночное небо безоблачное, а на улице клубятся серо-черные тучи. Гриз роется пальцами под плащом, в сумке, отыскивает антидотную маску и с силой впечатывает Олкесту в лицо.
– Надевайте!
Пальцы чуть-чуть покалывает, и кружится голова. Рыцарь Морковка смотрит на нее круглыми глазами, но маску надевает, потом начинает копаться в своих карманах. Гриз прикрывает рот и нос рукавом.
– Думаете, это какой-то яд?
Он наконец протягивает ей свою маску. Гриз надевает и с облегчением делает вдох.
– Я живу в одном доме с Амандой. Ладно, я пошла. Упаду – втаскивайте назад, где воздух чище, – Олкест захлебывается возмущением и пытается пойти первым, приходится прикрикнуть: – Не дурите! Вы меня вытащите быстрее.
Плотные чёрно-серые клубы на улице рассеялись. Оставили после себя неопрятную, болотистую туманную дымку, из-за которой видимости на ночной улице почти не осталось. Луна сверху кажется бледно-желтым пятном. Зеваки на перекрестке – размытыми тенями.
Гриз идёт по улице осторожно, почти на ощупь. Вот блеснуло что-то на мостовой – фиал? Стеклянный шарик? Осторожно подобрать – перчатки всегда в кармане.
Потом из дымки выступают подошвы сапог.
Законник Тербенно раскинулся на грязной мостовой – аккуратно угодив затылком в лужу.
– Что это? – спрашивает подошедший Олкест. Дрожащим шепотом.
– Проблема, – отвечает Гриз, опускаясь над Тербенно на колени. Щупает пульс, достает из сумки фонарик, оттягивает законнику веко.
– Вы имеете в виду – он…
– Жив. Правда, без сознания, не только от удара, но и от этой дряни, что бы это ни было.