На Большой Торговой теперь вечная ярмарка и вечное тридцать третье число Дарителя Огня. Все дома на улице раскрашены под торговые лотки – и над всеми лотками плывут, распластались в прыжках алапарды… А мостовая и стены домов забрызганы алым. Краска, всего лишь краска. Всего лишь память и цветы – которые сюда несут беспрерывно. Их не убирают, и мостовая завалена их телами – высохшие и свежие, полусгнившие, подвявшие – осенние поздние и из теплиц… в основном красные, но есть на любой вкус.
Гриз идёт, тихонько касаясь пальцами стен. В восьмой раз – в жизни на этой улице. В стотысячный – мысленно. Идёт по разбросанным повсюду цветам, между сладостей и игрушек, оставленных для детей, у которых теперь могли бы быть свои дети. Идет по памяти – чтобы поговорить с тем, о ком в этом городе кричит каждый камень, шепчет каждый ручей.
«Что с тобой тогда случилось… Что случилось с тобой тогда, когда они вырвались на площадь? И площадь окрасилась в алый у тебя на глазах, и радостный день взорвали крики? В тот миг – что нахлынуло на тебя такое, что одного слова для них оказалось достаточно? Одного слова ребенка – ты же знаешь, что такого не мог бы ни никто из нынешних варгов, ни даже Патриц Арнау, на день ухода которого – я уверена – пришлось твоё рождение. Остановить двух алапардов в момент атаки, не глядя им в глаза – уже могут немногие из нас. Я вот не могу. Заставить их двоих забыть о мести, и ползти, и извиваться так, будто они слышали высший зов… что же в этот момент стояло перед ними и над ними? Убить единым словом – никто из наших не стал бы, но… это возможно. Для взрослого варга. Но никогда и никак – для ребёнка. И если это правда был Дар – то он был невероятен, безграничен и безусловен. Но тогда… почему убийство? И что случилось с тобой после этого? И отчего в День Энкера будто повернулась невидимая ось – словно там кто-то услышал тебя и испугался, и позвал в мир нас – меня и остальных, которые родились в этот день…»
Ответов так и не прибавилось с того дня, как она впервые задала себе эти вопросы. Она – ребёнок, отмеченный той же печатью Энкера. И потому она идёт и идёт, а кровавые брызги слишком уж ровно и искусственно лежат на стенах, и улица полна лишь дальних отголосков этого дня, и Ребёнка Энкера здесь нет.
Наверное, занят где-то выслеживанием варгов-отступников. Натравливающих животных на людей.
Жильё удаётся раздобыть Янисту, он вызывает её через «сквозник». Комнат две, скверно обставлены и с отклеивающимися обоями, но зато на первом этаже, и в одной есть камин. Крошечная уборная без ванной, по кухне безбоязненно прогуливаются тараканы. Наловить, что ли, в банку для койн – им бы понравилось…
Хозяйка – неопрятная, одутловатая, предупреждает, что за дрова для камина придется ещё доплатить. Сам наречённый Мел хмур сверх меры.
– Он появляется по ночам. Избегает скоплений народа. Высокий. Скрывает лицо капюшоном. По голосу мужчина – в свете того, что нам сообщила… кхм, свидетельница… это странно, не так ли? И он не разгуливает с двумя алапардами. Он отнимает алапардов у тех, кто вздумал натравить их на людей. Тут такие объявились, вы, случайно, не в курсе?
Гриз машинально отмечает, что господин Олкест очень даже неплохо справился со сбором информации. И что он, кажется, как Тербенно, считает её к чему-то причастной.
И ещё камин тут не желает разжигаться – дрова отсырели.
– Слышала. Появляются то в храмах, то просто на улицах. Тоже ночью. Действуют как-то странно: провозглашают громкие лозунги о том, что грязные людишки переполнили чашу терпения Матери-природы. Берут контроль над алапардами, которых в городе полно. И натравливают на людей. С десяток ранений, две жертвы точно есть.
– Я слышал как минимум о дюжине!
Интересно, можно ли при помощи взгляда Яниста разжечь камин.
– Слухи всегда приходится делить хотя бы на пять.
– Вас что – даже не волнуют возможные смерти?
– Тише, господин Олкест, а то нам придется опять искать жилье. Они меня очень волнуют. Они показывают, что здесь ведется серьезная игра.
– Игра?! Что вы вообще имеете в виду?
Дрова наконец-то поддаются. Гриз греет пальцы у огня и смотрит в языки пламени… забавно, у Яниста кудри полыхают почти так же.
– Пять-семь дней тут внезапно объявляются ужасные злые варги, которые орут о своих целях на каждом углу. Хотя в питомниках и городах бешенство зверей вспыхивало внезапно, без всякого предупреждения. А эти появляются, убивают пару человек, город начинает волноваться – и тут вдруг возвращается Дитя Энкера. И начинает срывать их зловещие планы. Жаль, до знакомого, который со мной связался, только слухи долетели – я бы…
– По-постойте, – судя по звуку, Янист с размаху садится на кровать. Или на кресло – у чего-то подламываются ножки. – Погодите. Вы считаете, что это всё какое-то представление? Но тогда… кто… и как… и зачем…
– Хорошие вопросы, господин Олкест, – улыбка на лице появляется легко. И это странно – в Энкере она редко улыбается. – Попробуем на них ответить?
– Но ведь вы же не знаете, где этот Ребенок Энкера… или этот самозванец появится в следующий раз!