Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ)

Вот уж что мне нужно в последнюю очередь — я ведь могу, чего доброго, и разговориться, и сказать слишком много. Засвербело где-то там, где должна была находиться совесть.

— Прикрой меня перед Амандой, если несложно. Я вроде как торжественно обещал попробовать её чудо-пирог со сливками и травить байки до утра. Только вот ты сама видишь. Поминальный день.

— Конечно. И если не хочешь приходить на церемонию Провожания…

Я с какого-то лиха попёрся именно на церемонию Провожания. Так, будто это что-то значило: тёмная вода и кораблики на ней.

Словно в трюме игрушечного корабля можно было спрятать хотя бы сегодняшний день.

Впрочем, в тёмную воду смотреть приятно. Я бреду вдоль реки, поглядываю на холодную, ночную водную гладь. С косо лежащим в ней полузатопленным корабликом месяца.

Если представить себе, что топишь лишнее, груз за грузом опускаешь в холодные волны… будет полегче, верно ведь?

Вот разговор с Крысоловом. Это легко: Тербенно не успел вцепиться в меня с положенной ему страстью. Законнику помешал груз ответственности: Олкест связался именно с ним («Да какого тухлого шнырка?!» — орала незабвенная Мел, а парень огрызался: «Так праздник же, мне нужен был ушибленный, который принесётся сюда быстрее алапарда»), так что Тербенно оказался старшим в группе законников. Морвил, освобождённые рабы, засевшие в башнях ребятушки и попытка не лопнуть от собственной важности — всё это капитально отвлекло законника Тербенно от моей персоны. Так что он скушал мою версию событий. Разве что, когда обнаружились трупы в подвале — попытался учинить повторный допрос, с «Нерушимой истиной».

— Насколько я помню — зелье применяют с согласия подозреваемого. Или если есть хотя бы одна серьёзная улика.

На этом моменте я выразил на физиономии живейший вопрос, а Крысолов на своей — величайшее презрение.

— Кто бы мог подумать — какие глубокие знания процедур у преступника!

Я не стал напоминать бравому законнику о том, что в восемьдесят четвертом прогнулся именно на добровольные показания под зельем.

— Выглядишь расстроенным, Гроски.

— Это всё-таки был мой кузен.

Кажется, поверил и даже малость проникся, потому что отпустил — только буркнул, что мы-де вернёмся к этому разговору. Законничку и без того светила какая-нибудь награда: прикрыли целую шайку, работорговля, да ещё открытый путь в Кошачьи Ходы в подвале… Вот разве что главаря взять не удалось.

Воспоминания не желают тонуть, растекаются маслянистой плёнкой на воде, вода колышется и закручивается в памятный водоворот: сейчас повеет яблоками, унесёт к сегодняшнему виру… Что за чушь, я не пьян, так, фляжка в кармане, уже вторая за вечер, вот только меня же ни черта ни берёт. Кожа чувствует речной холодок, в голове толпится полсотни интересных вопросов.

Интересно бы знать, сколько дряни душевной может вместиться в трюм одного поминального корабля? Если уж кто-то всерьёз считал, что в Корабельный день мы можем потопить грехи и невзгоды в Водной Бездони — стоило бы рассмотреть соотношение внутренней помойки и корабельных размеров. Вел себя как мразь — покупаешь судно не размером с крысу, а размером с кошку. Начинает проседать — увеличиваешь грузоподъёмность, ставишь дополнительный такелаж… не помогает и это — закупаешься флотилией. Отправляешь по течению парусный флот с доверху забитыми трюмами — интересно, вся эта чертовщина бы толкалась на входе в Водную Бездну? А крысы — они успели бы сигануть и выплыть?

Внутренний грызун раздувался для безнадёжного вздоха. Ай, что с тобой делать, Гроски. Вот сейчас ты дойдёшь до простейшей мысли: если уж человек такая мразь, что ему нужна флотилия для Корабельного дня — почему не закончить без посредников? Самому стать для себя кораблём, который понесёт твою дрянь в Водную Бездну. Смотри, какая чёрная, какая холодная вода, а вот и берег повышается и нависает над речкой удобным таким козырёчком. Шаг — и водица понесёт вслед за кораблями, конечности онемеют быстро, чёрная вода вольётся в горло, смоет мерзкий комок, который там поселился, вымоет иглу из сердца, можно будет не бежать…

Только ты же выплывешь, Гроски. Вцепишься в ветки, заорёшь, будешь грести, выползешь на берег. Хватит уже притворяться. Если ты откуда и сигаешь — так это с кораблей, которые тонут.

Впрочем, тонут они тоже из-за тебя.

Под козырьком лежала солидная коряга, а около неё закручивался маленький водоворот. В лунном пятне, среди длинных обглоданных стеблей трав билось опрокинутое набок судёнышко с погасшим фонарём.

Я-то думал, ещё у пристани потонет. Руки подрагивали, когда отпускал, и парус я тоже приладил криво, а то, что там было…