– Но ведь госпожа Арделл – взгляни, выглядит вполне… кхм, вполне женственно. То есть, я хотел сказать, госпожа Арделл, вам идёт этот цвет… и у вас очаровательная сумочка.
– Благодарю, – говорит Грызи. – Это для кнута. Пойду скажу Фрезе, чтобы готовила «поплавок». Отчаливаем через четверть часа.
И исчезает за дверью. Помахивая сумочкой в жемчужинах и пытаясь почесаться. Сквор хлопает крыльями, косясь то на меня, то на Морковку.
– Вот и что ты в ней нашла, - стонет разнесчастный недоженишок.
– Ну-у-у, – я скармливаю Сквору последний орех и подталкиваю того в клетку. – Кучу всего. Например, она не врёт.
* * *
– Все Девятеро и Единый, – говорит Грызи, хмурясь. – Всё очень серьёзно.
Врёт при этом, как Дрызга, когда уверяет, что последнюю девятницу капли в рот не брала.
С королевским геральдионом всё ещё как в порядке. Покрупнее обычного (порода! – гордо поясняют нам по поводу и без). Белоснежный и пушистый. С огромными фиолетовыми глазами. И розовым влажным носиком, которому хочется сделать «буп».
Орэйг Четырнадцатый созерцает Грызи без особенного интереса. Лежит себе на боку на пышно расшитой подушечке. Лениво поводит лапкой, хвостиком-пуховкой. Позволяет созерцать свою неотразимость.
Линешенты пялятся на Грызи с куда большим интересом. Можно сказать даже – со страстью. Почтительно хранят молчание – будто сошедшие с древних гобеленов в своих старомодных, темных платьях да сюртуках.
В центре – Старикашка, Глава Рода, морщинистый, плюгавый и мелкий, лет семидесяти. Рядом с ним – чопорная женушка, которая нас и встретила. Не погнушалась руку подать Гриз. Со мной раскланялась и выразила сочувствие насчёт моих батюшки-матушки (чутка запоздала). Назову Старухой, будет муженьку в пару.
Дальше идут отпрыски семейства: три сына, две дочки. Старший (вислые усы, опухшие веки, стеклянный взгляд), Средний (весь в помаде, успел подмигнуть мне и Гриз), Младший (мелкий, с лысинкой и какой-то задёрганный, под руку с беременной супругой-наседкой). У остальных сыновей жён не видать, зато у двух сестриц-близнецов (Змеюка Первая и Змеюка Вторая) – по мужу с недовольными рожами. И у каждой по паре своих детей. У Старшего и Среднего тоже то ли три, то ли четыре. Все в аккуратненьких костюмчиках-платьях, все пялятся со вниманием.
Кажись, от этакого сборища даже Янисту не по себе. Рыцарь Морковка, поежившись малость, начинает задавать вопросы. Пока Грызи копается у геральдиона в черепушке.
– А… когда он почувствовал недомогание?
Отвечает обычно Старуха – пока муженёк дремлет в кресле.
– Это началось ещё с Луны Дикта, не меньше. Он просто… занемог.
– Отказывался от еды или от питья?
– О, нет! Он пропускал иногда обед или ужин… однако никогда – более одного раза…
– Может быть, м-м-м, ему не нравился рацион? Он же достаточно разнообразен, да?
Принцесска толкает меня ногой – мол, эдавай уже тоже включайся. В ответ отдавливаю ему ногу совсем. И без того ясно, что Орэйг Четырнадцатый питается получше, чем мы. И вообще, не отвлекай, Морковка. Тут Грызи ходит вокруг совершенно здорового геральдиона. Погружается в соединение, вздрагивает. Качает головой, цокает языком и делает вид, что стоит у постели помирающего.
Врет, короче.
– А-а-а, сколько ему лет?
– Всего лишь четырнадцать, однако для королевских геральдионов это немного. Орэйг Первый прожил до тридцати восьми лет…
Морковка оживляется:
– Не тот ли, который стал причиной изменения герба Линешентов? Подарок Наорэйгаха Благочестивого?
Старушенция так и тает, старший Линешент просыпается в кресле. Скрипит смешком.
– Молодой человек хорошо знает историю родов и гербов. Олкест… так?
– Воспитанник Драккантов, – шелестит Старуха. – Вы понимаете, господин Олкест… вы, конечно, понимаете. Род Орэйга никогда ещё не прерывался. Даже трагически погибший Орэйг Восьмой успел оставить потомка – единого потомка, как заведено. Вы понимаете, что это для нас не просто животное, не питомец, но – символ Рода, фамильная драгоценность, оживший герб…
Паучье гнездо. И эти… закутавшиеся то ли в паутину, то ли в туман. Отжившие своё – даже дети. Будто изголодавшиеся или высосанные кем-то досуха. Тонкие лапки, слабые плечи. Пристально следящие из полумрака глаза потомственных Стрелков. У всех одна и та же Печать на ладонях. И лёгкий сквозняковый шелест. Умоляющий:
– Вы должны понимать, что мы не можем потерять его… не можем.
– Но вы же… обращались к другим специалистам?
Линешенты хором кивают, не спуская страшновато-пристальных глаз. Лучшие врачи, да. Лучшие маги. Ничего не обнаружили. Порекомендовали варга.
– Вы должны понять… наша фамильная драгоценность… мы не можем потерять его… любые условия, любые деньги…
На «любые деньги» Младший начинает огорчённо кряхтеть и чесать лоб с залысинами. Видать, с деньгами у древнего семейства Линешент как-то не очень.
Грызи тяжко вздыхает.