Пасынки Апокалипсиса

— Че за команда? — выпустил, наконец, меня из объятий гигант и по-отечески провел ладонями по плечам поправляя измятую в схватке форму.

— Иностранный легион. Наемники, — приводил себя в порядок после импровизированной схватки я, — Из Китая вместе выбирались…

— Китай? — Глянул куда-то поверх шатров-юрт Хурлы, — Знаешь, кто такой Джа-Лама? — задал он вдруг неожиданный вопрос, — История повторяется… — повернулся он и махнул рукой, приглашая следовать за ним.

Гостевая юрта старого товарища оказалась недалеко от основного места празднества. Внутри хлопотала его всегдашняя свита из пожилой сморщенной монголки и внешне покорной буряточки Алтаны из Улан-Удэ. Увидев меня, она удивленно моргнула, и лишь недовольный оклик Хурлы привел ее в чувство.

— Все как вчера, — кивнул я ей головой, — Сан байно Алтана…

— Садись, — грохнул меня по спине Хурлы.

Я вспомнил, как ему не нравились мои указания заводить в гости всех, с кем приехал «тугарин» — гигант во все времена держал «свиту» домашних рабов (как он их называл) в машине. Однажды они там целую ночь просидели, пока мы с ним и братом Батаром зависали в ночном клубе.

Алтана лишь сверкнула на него глазами и, кивнув мне головой, потащила из угла седельные сумки.

На небольшом столике разом образовалась куча еды и пара бутылок самой настоящей Улан-Удэнской водки.

— Старые запасы, — самодовольно ухмыльнулся Хурлы, — Когда телефоны взорвались и погас свет, я сразу понял что старой жизни конец и кое-что приватизировал не хуже вашего Чубайса.

«Знал бы ты, кто виноват в этой карусели…» — ухмыльнулся-кивнул ему я, устраиваясь на низенькой лавочке застеленной шкурами.

— История повторяется, — произнес еще раз Хурлы непонятую мне пока фразу. — Знаешь, где вы приземлились? — спросил «тугарин» и, дождавшись моего отрицательного жеста, рассмеялся, — Город когда летели, видел? Это Ховд, ну или Джаргалант. Именно отсюда в свое время и взял свой старт Джа-Лама, прозванный после смерти Цагаан Толгой…

История оказалась витиеватой. Российский Калмык урожденный Лувсан Дамбижанцан прошел немалый путь, назвавшись правнуком Амурсаны и перерожденцем. Именно он взял в 1912 году, вместе с небольшим отрядом Монголов этот китайский городок Ховд. Джа-Лама получил тогда более тридцати пулевых пробоин на халате и ни одного ранения.

Мистика всегда окружала этого человека, мистика и легенды. Он был ни с белыми, ни с красными, оставаясь всегда преданным сыном буддизма, Монголии и Ойратской отчизны. Прозвище же «Белая Голова» получил он в 1923 году после того как волосы на его отрубленной советскими чекистами голове неожиданно окрасились в белый цвет.

— Он видел людей насквозь, — чуть покачивался на своей лавочке в полумраке юрты Хурлы, — Сегодня день его смерти, но мы знаем, что он жив и среди нас. Твой товарищ выбрал сегодня все предметы принадлежащие Джа-Ламе. Он его следующее воплощение и завтра будет обряд посвящения. Цагаан Толгой (Белая Голова) вернулся, как и обещал своим поданным в Маджин-Шане.

С ужасом я слушал старого товарища, понимая — тихая гавань может поглотить нас без остатка и навсегда. Видимо Рубан, выбирая предложенные ему предметы, воспользовался способностями «копаться» в чужих головах и подсмотрел верный ответ в мыслях присутствующих.

— Сколько здесь лам? — попытался я подтвердить свою догадку.

— Семеро, — качнулся в полумраке светильника Хурлы, — Двое из них хутухта. Перерожденцы. Как и твой друг…

— А если Сашка не согласится? — пошел я в наступление, — Ну, не станет он принимать обряд посвящения…

— По-моему он уже согласился, — кивнул «тугарин», — Хотя не знаю. Может оно и лучше, чтобы не состоялось. Джа-Лама не жалел ни своей жизни, ни чужой. Вдруг он задумает собрать своих подданных и домашних рабов, чтобы жить припеваючи? Или хуже того пойдет в этом воплощении на сговор с китайцами? Скажу тебе честно, — продолжил «тугарин», — В той ситуации с Китаем, что сложилась сегодня, я не рад видеть даже тебя…

«39»

Странное откровение монгола оказалось не таким уж нелогичным.

Ворочаясь сейчас в рассвете следующего дня, пробивающемся через щели полога, закрывающего юрту сверху, я перебирал соображения с какой-то уже монгольской неспешностью.

Рубан-перерожденец из рода Амурсаны… Такого я не мог представить даже в самом страшном сне.

Беспокойство Хурлы оказалось не беспочвенным. Моего давнего друга беспокоила на сегодня любая неожиданность, способная помешать защите его малой родины — города, когда-то отвоеванного у китайцев Джа-Ламой.

Оказалось, мой «тугарин» родом именно из этих мест и глава вчерашнего застолья — его родной брат. Род старого товарища оказался настолько древним, что терялся в глубине веков аж на тридцатом поколении…

«Ситуация пятьдесят на пятьдесят, — оценил я наш вчерашний разговор, — Сегодня Джинну и нашей команде будет предложено принести присягу на верность давшей приют общине или придется убираться восвояси. Через три дня истекает Китайский ультиматум о возврате исконных территорий…»

Но все предложения-присяги состоятся лишь после обряда посвящения Рубана, что должен начаться ровно в полдень.