Пасынки безмолвия

«Именно птицам из семейства врановых, в частности – роду Pica Pica, ученые должны быть благодарны за доказательство того, что не только млекопитающие обладают способностью к узнаванию. Несмотря на то, что птицы не имеют неокортекса, отвечающего за высшие нервные функции, первые эксперименты наших немецких коллег над сороками еще полвека назад доказали, что те демонстрируют высшие проявления человеческого умения узнавать себя в зеркале, развивавшиеся параллельно с известной эволюционной историей позвоночных. Благодаря этому открытию сорока была поставлена в один ряд с такими высокоинтеллектуальными млекопитающими, как обезьяна или дельфин».

«Социализация высших млекопитающих и иных живых организмов»,

д. б.н., академик РАН,

ректор Российско-Европейского Университета систематики и экологии животных СО РАН

Эльдар Котляков,

2064 год

План стал трещать по швам через каких-то пятнадцать минут.

Ничтожных пятнадцать минут, в течение которых Сорока почти поверил, что его замысел удался. А ведь он почти все предусмотрел, и если бы лишь чуточку раньше сорвался с места… Впрочем, если бы у бабушки был зеленый хвост, она была бы крокодилом…

На его след сели, едва парнишка успел покинуть рыночный квартал.

Нет, он не сразу заметил своих преследователей, безжалостных прямоходящих хищников. Но по гулу голосов, завертевшемуся над контейнерами, словно взметнувший листву осенний ветер, мгновенно догадался, что за ним идут.

И тут же понеслось совсем рядом, едва ли не обгоняя: шепотки, вытянутые руки, приоткрытые рты. И новые шепотки. Люди на тротуарах, на балконах и в закусочных под открытым небом… все они смотрели, запоминали, становились причастными.

Кто-то хлопал в ладоши, узнав обладателя «морковки» и желая поддержать. Незнакомая девушка в окне второго этажа задрала майку, качнув обнаженной грудью, подбадривая его криками и задорным свистом. Стайка мальчишек устремилась следом, бросаясь мелкими камнями, но без особенного энтузиазма, вскоре отстав.

Многие прохожие качали головами. По большей части облегченно, и по этим жестам и беззвучно шевелящимся в молитвах губам Сорока узнавал таких же, как он сам, участников Лотереи. Хотя нет, не таких же… Эти счастливчики, возможно, никогда не выиграют: ни один билет, ни другой. А он «выиграл». И теперь бежит, сопровождаемый сотнями взглядов.

Он никогда не мог похвастать, что обладает богатой фантазией или умением видеть вещи с разных сторон. Но сейчас – столь же неожиданно, как услышал в голове голос потерянного отца, – вдруг представил себя, словно бы с бесшумного летательного зонда. Сверху и чуть сбоку, четко-четко, в малейших мелочах и деталях, как в старом кино высокого разрешения. Не хватало только тревожной, нагнетающей напряжение музыки и, может быть, закадровых комментариев…

Его несло по городу, словно бумажный кораблик полноводным весенним ручьем, заставляя протыкать Двухчасовой Сектор от границы к границе. За спиной шумел народ, как если бы он двигался сквозь спящую птичью стаю, испуганно пробуждавшуюся по мере его продвижения. Для того чтобы понять, что охотники уже миновали рынок и движутся по тесному лабиринту Циферблата, не нужно было ни оборачиваться, ни обладать мощным радаром.

В боку начало колоть.

Люди, как сочувствующие беглецу с обочин и из окон, так и запоминающие его маршрут для выдачи молчунам, постепенно превращались в размытые силуэты. Безликие силуэты статистов, принявших участие в последнем бенефисе Павла Сорокина. Рюкзак за спиной начинал наливаться угрюмой каменной тяжестью, и все чаще на краю сознания проскальзывало раздражение, что он набрал слишком много лишнего. Не то чтобы перед Сливоносым неудобно, но это же откровенный балласт!

В переулке справа закричали.

Раскололось что-то массивное и стеклянное, следом прогремел приглушенный взрыв. С грохотом и характерным шелестом шифера провалилась крыша приземистой шестиэтажной халупы, в которой не рисковали зависать даже отмороженные наркоманы.

Затравленно обернувшись, Сорока прибавил ходу, с быстрого шага переходя на легкий бег.

Они совсем рядом! И бегут по крышам!