Пасынки безмолвия

Конечно, он предполагал, каким современным оборудованием и снаряжением могут обладать застекольщики. Однажды, совсем маленьким, он даже наблюдал одну из церемоний «награждения», когда стая первоклассно экипированных нелюдей пришла в Семичасовой Сектор, где жила семья Сорокиных. В костюмах, которые и не всякой пулей-то взять. Со специальными прыжковыми усилителями, позволявшими с легкостью брать высоту до десяти метров. С радарами и сканерами, подручными механизмами слежения и воздушной разведки. С оружием, способным парализовать человека, отняв один из самых драгоценных даров – умение говорить. Умение кричать, звать на помощь, умолять или слать проклятья на головы убийц…

На бегу, расталкивая встречных, провожавших его криками недовольства или пожеланиями удачи, Сорока вспоминал все, что когда-либо слышал об охотничьих отрядах парниковых выродков.

Говорят, среди них встречались уникумы, способные считать «отпечаток» человека с любого предмета. Высосать информацию о его владельце с помощью невидимых и необъяснимых материй, суть которых понимали только сами жители Пробирок. Считалось, что самые умелые могут прочитать ее даже в следах, оставленных беглецом.

Старики говорили, что выглядит это…

Впрочем, откуда они вообще могли знать, как это выглядит? Но они говорили и говорили, шепотом передавая знания из поколения в поколение – для молчунов это выглядит как яркие люминесцентные пятна на фоне пестрой цветовой палитры иных «отпечатков», оставляемых обитателями Циферблата. И если существо из Теплиц возьмет такой след, оно не собьется, пока не приведет стаю к его обладателю.

Сорока бежал, ощущая, как болезненно давит в живот двадцатизарядный «Рогалев», заткнутый за ремень. Парень, еще пару часов назад мирно торговавший на рынке, а теперь превратившийся в вора и приговоренного к смерти, ощущал себя щепкой, которую сточные воды гонят к канаве, где та найдет свой последний приют, догнивая день за днем. Страх, плескавшийся в душе, все громче нашептывал, что украденное оружие пора обнажать, снимая пистолет с предохранителя и досылая патрон в ствол…

В голове стучали мысли.

Как в жестяной банке, на треть заполненной галькой, а затем брошенной в стиральную машину. Что еще он знает об охотниках, наседающих на пятки? Они отлично вооружены, и если хотя бы один из них выйдет на линию огня, дурацкая игра, затеянная Сорокой, тут же оборвется. Впрочем, по тем же слухам, многие из них предпочитали действовать вблизи, упиваясь «награждением». Хотя немало поговаривали и о тех, кто выбирает крупнокалиберное оружие, не щадящее ни жертву, ни находящихся вокруг.

Может быть, эти захотят стреножить его, а потом хладнокровно, что присуще всем нелюдям, добить прямым выстрелом в голову? Может быть. Сорока мог лишь терзать себя догадками, а потому продолжал бег, наблюдая, как тараканами снуют по укрытиям и закоулкам невинные гражданские. Такие же невинные, как он сам. Но более удачливые. Или благоразумные настолько, чтобы не вступать в жестокую Лотерею, с одинаковой легкостью возвышающую бедняков и так же легкомысленно отнимающую их жизни.

Его, конечно же, сдали.

Указали ловчим направление, ткнули рукой в нужную сторону.

Может быть, кто-то шустрый и желающий выслужиться даже сбегал в квартиру компаньонов, чтобы принести личную вещь Сорокина. Как собакам, которые нюхают рубашку жертвы, чтобы уловить ее запах через тысячи метров от цели… Думать, что коллеги по рынку станут держать языки за зубами, особенно после наглого обворовывания Вардана, было глупо. Тот, скорее всего, первым же на сотрудничество и пошел, сизоносый урод!

Плутая по переулкам, расталкивая пешеходов, велосипедистов-курьеров и едва не переворачивая передвижные лотки с печеной снедью, Сорока ускользал прочь от базара, с каждым новым шагом дыша все тяжелее. А он, тупица, еще планировал успеть заскочить домой. Подбросить Ливню немного денег из кассы носатого. На жизнь в одиночестве, так сказать. Рассчитывал даже пару строк прощания чиркнуть, вот ведь какой безграничной бывает наивность…

Первая пуля ударила в бетонный угол бывшего торгового центра прямо над головой Сороки.

Даже не пуля – сгусток энергии, резанувший по глазам синеватой вспышкой. Волоски на руках приподнялись, ноги стали тяжелее килограммов на сто, а затылок онемел. Парализующие заряды, как пить дать!

Не позволяя себе обернуться, Сорока прыгнул за оплавленный угол, прибавляя скорость сквозь волну сковавшей тело боли. Он лучше сдохнет сам, выблевав порванные легкие, нежели подарит выродкам возможность спокойно провести вручение «морковки». Пустая улица впереди – разбросанные детские игрушки, солнечный зонт, тележка велорикши – гостеприимно распахнула объятья. Он бросился мимо нее, не заметив, как в руке оказался массивный, но великолепно сбалансированный «Рогалев». Готовый к бою.

Бежал зайцем, как это называла мама, петляя и укрываясь под натянутыми над тротуарами тентами. И уже через секунду удивил себя повторно: развернулся прямо на ходу и трижды выстрелил в угол пустого торгового центра.