– Так называемое человечество разделилось надвое, – невозмутимо продолжал Харди. – Пора это признать. С одной стороны хомо вивенс[27]
, мы сами… с другой – хомо моритурус[28]. Их дни сочтены, и их ждет судьба больших ящеров, саблезубых тигров и бизонов. Для нас не больше смысла в том, чтобы смешивать с их кровью нашу живую кровь, чем пытаться совокупляться с обезьянами. Мы должны тянуть время, рассказывать им любые сказки, заверять их, что мы искупаем их в фонтане молодости, – и когда эти две естественным образом противостоящие друг другу расы сойдутся в битве, победа будет за нами!Никто не аплодировал, но Лазарус заметил неуверенное выражение многих лиц. Идеи Бертрама Харди противоречили многолетним представлениям о мирной жизни, но слова его, казалось, звучали пророчески. Лазарус не верил в судьбу; он верил… в общем, не важно – но ему стало интересно, как выглядел бы брат Бертрам, если сломать ему обе руки.
Встала Ева Барстоу.
– Если именно это Бертрам подразумевает под выживанием наиболее приспособленных, – с горечью проговорила она, – то я предпочту жить с антиобщественными элементами в Ковентри. Однако он предложил некий план, и, если я с ним не соглашусь, мне придется предложить другой. Я не приму никакого плана, который потребует от нас жить за счет наших несчастных скоротечных соседей. Более того, мне теперь ясно, что само наше существование, сам простой факт наличия у нас богатого наследства в виде долгой жизни вредит душе этих бедняг. Из-за нашего долголетия и наших больших возможностей все их усилия кажутся им тщетными – любые, кроме безнадежной борьбы против неизбежной смерти. Само наше существование подрывает их силы, наполняя их паническим страхом смерти. Так что я предлагаю план. Давайте раскроем себя, расскажем всю правду и попросим свою долю на Земле, какой-нибудь небольшой уголок, где мы могли бы жить отдельно. Если наши несчастные друзья захотят окружить его высоким барьером вроде того, что вокруг Ковентри, пусть так и будет – даже лучше, если мы никогда не встретимся лицом к лицу.
Неуверенное выражение на некоторых физиономиях сменилось одобрительным. Со своего места поднялся Ральф Шульц:
– Без предубеждения к сути плана Евы должен заметить, что, по моему профессиональному мнению, предлагаемое ею психологическое обособление не так-то просто обеспечить. Пока мы на этой планете, они не смогут забыть о нашем существовании. Современные средства связи…
– Тогда мы должны перебраться на другую планету! – заявила она.
– Куда? – спросил Бертрам Харди. – На Венеру? Я скорее предпочту жить в парилке. На Марс? Он полностью истощен и бесполезен.
– Мы отстроим его заново, – настаивала Ева.
– Не при твоей жизни и не при моей. Нет, дорогая моя Ева, я ценю твое мягкосердечие, но в этом нет никакого смысла. В Солнечной системе есть лишь одна планета, пригодная для жизни.
При словах Бертрама Харди в мозгу у Лазаруса Лонга что-то щелкнуло, но мысль тут же ускользнула. Что-то… что-то, что он слышал или говорил всего день или два назад… или раньше? Каким-то образом, похоже, это было связано с его первым полетом в космос сто с лишним лет назад. Проклятье! От подобных шуточек, которые играла с ним его память, можно было сойти с ума…
И тут до него дошло – космический корабль! Межзвездный корабль, на который наносились последние штрихи на орбите между Землей и Луной.
– Друзья, – медленно проговорил он, – прежде чем отложить в долгий ящик идею о том, чтобы перебраться на другую планету, давайте рассмотрим наши возможности. – Он подождал, пока внимание окружающих обратится к нему. – Вы когда-нибудь задумывались, что не все планеты вращаются вокруг единственного Солнца?
Тишину нарушил Заккер Барстоу:
– Лазарус… ты серьезно?
– Более чем.
– Что-то непохоже. Может, лучше объяснишь?
– Объясню. – Лазарус повернулся к собравшимся. – В небе висит космический корабль, вполне просторный, построенный для длинных прыжков между звездами. Почему бы не завладеть им и не отправиться на поиски нового места для жизни?
Первым пришел в себя Бертрам Харди:
– Не знаю, пытается ли наш председатель поднять нам настроение очередной своей шуткой, но, если предположить, что он говорит серьезно, – я отвечу. Мое возражение насчет Марса в десятикратной мере относится и к этому дикому плану. Как я понимаю, безрассудные идиоты, которые намереваются завладеть тем кораблем, рассчитывают совершить прыжок длиной примерно в столетие – тогда, возможно, их внуки что-то найдут, а может, и нет. В любом случае мне это неинтересно. У меня нет никакого желания провести целый век взаперти в стальном резервуаре, и я не рассчитываю прожить столь долго. Так что – без меня.
– Погоди, – сказал Лазарус. – Где Энди Либби?
– Я здесь, – ответил Либби, встав со своего места.
– Иди сюда. Счетчик, ты имел какое-то отношение к разработке нового корабля для полета к Центавру?
– Нет. Ни к этому, ни к первому.
Лазарус повернулся к остальным: