– Понимаешь, она могла лишиться чувств, услышав довольно циничный и откровенный разговор между Воплощенным Пророком и, скажем, одним из его министров. Разговор о налогах и десятине, о том, как лучше выжимать их из крестьян. Вполне вероятно, хотя вряд ли они стали бы говорить на такие темы перед девственницей, впервые вышедшей на дежурство. Нет, наверное, это было «и так далее».
– Я тебя не совсем понимаю.
Зеб вздохнул:
– Ты и в самом деле Божий агнец? Я-то думал, что ты все понимаешь, но не хочешь признаться. Знай, что даже Ангелы общаются с девственницами после того, как Пророк получил свое… Уж не говоря о священниках и диаконах Дворца. Я помню, как…
Он замолчал, увидев выражение моего лица.
– Немедленно приди в себя! Ты что, хочешь, чтобы кто-нибудь нас заметил?
Я постарался это сделать, но не мог справиться с ужасными мыслями, мятущимися в голове. Зеб тихо продолжал:
– Я предполагаю, если это для тебя важно, что твой друг Юдифь все еще может считаться девственной в чисто физическом плане, так же как и в духовном. Она может таковой и остаться при условии, что Пророк на нее достаточно зол, – а он, скорее всего, зол. Она, очевидно, так же недогадлива, как и ты, и не поняла символических объяснений, преподнесенных ей. А когда ей ничего уж не оставалось, как понять, она слегка вышла из берегов, и он ее прогнал. Что неудивительно.
Я снова остановился, бормоча про себя библейские выражения, которые я и не думал, что помню. Зеб тоже остановился и посмотрел на меня с терпеливой циничной улыбкой.
– Зеб, – взмолился я, – это же ужасно! Не может быть, чтобы ты все это одобрял.
– Одобрял? Послушай, старина, это все часть Плана. Мне очень жаль, что тебя не допустили к продвинутому курсу. Давай я тебя вкратце просвещу. Господь Бог ничему не дает пропасть задаром. Правильно?
– Это аксиома.
– Господь не требует от человека ничего, превышающего его силы. Правильно?
– Да, но…
– Заткнись. Господь требует, чтобы человек приносил плоды. Воплощенный Пророк, будучи отмечен особой святостью, обязан приносить как можно больше плодов. В этом вся суть. Подробности мы выясним при детальном изучении темы. А если Пророку приходится снизойти до пошлой плоти, чтобы выполнить указание Господа, то тебе ли возмущаться по этому поводу? Ответь мне.
Я, разумеется, ответить не смог, и мы продолжали прогулку в молчании. Мне приходилось признать логику слов Зеба, его выводы прямо следовали из открытых догматов Церкви. Беда заключалась в том, что мне хотелось забыть о его выводах и отбросить их, как нечто ядовитое. Правда, я утешал себя мыслью, что с Юдифью ничего не случилось. Я чувствовал себя несколько лучше и склонялся к тому, что Зеб прав и потому не мне судить Святого Воплощенного Пророка.
Но в голове крутилась мысль о том, что в глубине души я испытывал облегчение относительно судьбы Юдифи исключительно из-за того, что я смотрел на нее с греховными помыслами, и что правила для святых диаконисс не должны отличаться от правил для всех остальных, и от этих мыслей мне снова становилось не по себе.
Зеб внезапно остановился.
– Что это? – воскликнул он.
Мы подбежали к парапету террасы и посмотрели вниз. Южная стена проходит близко от города. Толпа из пятидесяти или шестидесяти человек бежала вверх по склону, что вел к стенам Дворца. Впереди них, оглядываясь, бежал человек в длинном плаще. Он направлялся к воротам Святилища.
Зеб сказал сам себе:
– А, вот в чем дело – забрасывают камнями парию. Он, очевидно, был настолько неосторожным, что показался за стенами гетто после пяти. – Он присмотрелся и добавил, покачав головой: – Не думаю, что он добежит.
Предсказание Зеба сбылось немедленно. Большой камень попал беглецу между лопаток, и тот упал. Преследователи тут же настигли его. Он пытался встать на колени, но опять несколько камней попало в него, и он снова упал. Он пронзительно закричал, затем набросил край плаща на темные глаза и прямой римский нос.
Через минуту от него ничего не осталось, кроме кучи камней, из-под которой высовывалась нога. Нога дернулась и замерла. Я отвернулся, борясь с тошнотой. Зеб заметил выражение моего лица.
– Ну почему, – спросил я, – эти парии упорствуют в своей ереси? В остальном они кажутся вполне безобидными созданиями.
Зеб поднял бровь:
– Может быть, для них это не ересь. Ты видел, как этот парень отдал себя в руки их богу?
– Но это же не истинный Бог.
– А он, может быть, думает иначе.
– Должен понимать. Им же об этом столько раз говорили.
Зеб улыбнулся так ехидно, что я возмутился:
– Я тебя не понимаю. Хоть убей, не понимаю. Десять минут назад ты наставлял меня в истинном учении, теперь ты, похоже, защищаешь еретиков. Как это совместить?
Он пожал плечами:
– Я могу выступать адвокатом дьявола. Я любил участвовать в дебатах в Вест-Пойнте. Когда-нибудь я стану знаменитым теологом, если Великий Инквизитор не доберется до меня раньше.
– Так… Послушай, ты думаешь, что это правильно – побивать камнями нечестивых? Ты в самом деле так считаешь?
Он резко переменил тему:
– Ты видел, кто первый бросил камень?