Министр электронных коммуникаций Максим Подогас — личность небезынтересная. Один из самых молодых министров кабинета Хазаровского, наряду с военным министром героем войны Сергеем Букаловым и генпрокурором Нагорным: всем троим нет и сорока. Однако Подогас успел трижды жениться и дважды развестись, а Лена его старшая дочь от первой жены. Есть еще сын в возрасте младших детей Хазаровского и совсем маленькая дочка. Подогас имеет репутацию прогрессиста, гедониста и вообще человека, не любящего себя ограничивать. Нагорный на его фоне смотрится занудой, не говоря о Букалове.
Архитектура дома отражает характер хозяина. С претензией построенный особняк, пожалуй, самый большой в престижном университетском квартале. Двухэтажный, с мозаикой под крышей, колоннадами по первому и второму этажу, он претендует на звание дворца, хотя и проигрывает императорскому. Основное действо намечается на террасе, мощеной гранитом, рядом с фонтаном, обрамленном двумя лестницами, над ним пиния и розы.
Я не большой любитель светских мероприятий, так что вопросами подарков и поздравлений занималась Марина. День рождения начался в режиме фуршета. Ко мне подошел Максим Валерьевич. У него темные волосы, темные глаза под черными бровями, тонкий прямой нос. Чем-то похож на Хазаровского, но ниже ростом, смуглее и не столь аристократичен.
Предложил Шампанское.
— Мне нельзя, — с извиняющейся улыбкой сказал я.
Он взглянул вопросительно.
— Психолог запретил, — пояснил я, указав глазами на браслет.
— А-а, — кивнул он, — понятно. Когда Вам в Центр?
— Завтра.
— Ну, ничего. Ненадолго. Вы в Университет Кейнса летите?
— Нет.
— Успеете, экзамены после окончания Вашего курса.
— Мониторинг два года, так что нет. К сожалению.
— Ну, ничего. Через два года. Путешествие очень стоящее. Мы строим в Кириополе Центр Науки и Технологий по образцу Центров на РЦС, так что нам нужны будут люди, которые видели их собственными глазами.
— Что там будет?
— Школы: биологическая, медицинская, психологическая, физико-математическая, технический университет, бизнес-центр. Посмотрите проект?
Мне на кольцо упал проект чего-то воистину впечатляющего. Так, наверное, могли выглядеть сады Семирамиды, если бы их проектировал какой-нибудь древний нерд: высоченные зеркальные здания невообразимых форм и расцветок с растительностью на всех уровнях.
— Здорово, — искренне сказал я.
Хотя в другом состоянии, наверняка бы слушал внимательнее.
— И психокоррекцию на РЦС делают в десять раз быстрее, чем у нас. В вашем случае было бы одно посещение, не больше.
— А оно бы было?
— Оно бы было. К слишком бурным эмоциональным всплескам они относятся, куда настороженнее, чем мы, но и справляются с ними быстрее.
— А за убийство тоже несколько посещений?
— За убийство — Центр. Недели на две. И психолог выписывает больничный.
— По-моему, мы до этого еще не доросли.
— Не доросли, конечно, — улыбнулся он, — но у нас все впереди.
— Вы хотели бы жить на РЦС?
— Если бы я там родился. А так моя родина здесь.
Я шел на эту вечеринку как на некий подвиг преодоления себя. Между тем, хранить трезвость в пьяной компании оказалось не так уж трудно. Меня попытались соблазнить еще дважды. Во-первых, за столом, когда пили за именинницу. Я отказался, указав на браслет, и больше никто не возмущался моим пристрастием к вишневому и смородиновому соку.
Второй раз был тяжелее. После ужина меня, конечно, попросили спеть. Притащили гитару, неплохую, с эффектом аранжировки: звучит как полноценный оркестр. Я сел на ступеньки у фонтана и начал балладу времен колонизации Кратоса. Шестнадцатилетняя публика была в восторге.
Лена Подогас поднялась ко мне и поднесла бокал Шампанского. Я невольно засмотрелся на нее. Мало похожа на отца: пепельные волнистые волосы, огромные серые глаза, правильный овал лица и очень белая кожа с легким румянцем. Кровь дартианцев что ли? Я смутно припомнил, что Подогас раньше работал в компании Хазаровского. Видимо, на Дарте. Фамильное сходство выдавали только пухлые губы и форма носа.
— Не могу, — улыбнулся я и указал взглядом на браслет, — никак. Лучше послушайте.
И я спел им одну из песен Республиканской армии Тессы. По-тессиански. Может быть, это было несколько опрометчиво, но очень шло к браслету и явно придавало словам подлинность и проникновенность. Они во все глаза смотрели и на меня, и на мою руку с браслетом, и на струны, которые перебирали мои пальцы. И слушали.
В воскресенье утром я отсыпался, а после обеда меня позвал в кабинет Хазаровский.
Я всегда чувствовал себя неуютно в этих тяжелых кожаных креслах в окружении деревянных панелей стен и тяжелых вишневых портьер.
— Садись, Артур.
Обивка кресла медленно и мягко опустилась подо мной.
Император сел напротив.
— Собрался?
— Конечно.
— К семи?
— Да.
— Это чтобы ты выспался.
— Если уж я дома не смог заснуть, то там даже не надеюсь.
— Под биопрограммером? Заснешь сразу.
Я живо вспомнил рассказ Старицына о ценности ночных часов в Центре.
— В больнице это тебя не смущало? — спросил Леонид Аркадьевич.
— В больнице нет. Но это же… Мне отец порассказал…