Пасынок судьбы

И тут же подобрался — готов. Война уже идёт, идёт давно. Просто настала очередь бить мне.

— Что ты сказала про ту девушку? — как ни в чём не бывало обернулся я к Эмме, но та стояла с открытым ртом и выкаченными глазами.

— Ты!.. Ты!..

— Что я?

— Ты его ударил! Тебя же отчислят!

В её голосе можно было кроме страха разобрать нотки переживания. Я усмехнулся:

— Разве?

И демонстративно покрутил головой.

— А мне кажется, что он просто упал. Шёл, споткнулся и упал. Ты ведь ничего не видела?

— Нет, но…

Я крепко, изо всей силы, схватил Эмму за локти и притянул к себе.

— Эмма! Ты! Ведь! Ничего! Не! Видела! Так?

Она какое-то время непонимающе хлопала ресницами, потом вырвала руки.

— Псих!

— Какой есть.

Теперь уже я принялся насвистывать лёгкую песенку, что-то из «Аббы», развернулся и побрёл на следующую пару, оставив Эмму разбираться с потерявшим сознание Гнидой.

* * *

— Да, сеньор директор, я настаиваю на своих показаниях.

— Тогда объясни, почему сеньор Рубини утверждает, что ты его ударил?

— У нас с сеньором Рубини… Сложные взаимоотношения. Вам любой в школе это подтвердит. Например, он, наряду с сеньором Кампосом, участвовал в моём избиении в пятницу после занятий. Я могу найти сотню свидетелей этому. Кстати, это произошло буквально за воротами школы.

— Школа не несёт ответственности за происходящее за её пределами! — нервно одёрнул директор.

Здесь я был первый раз, в кабинете у Витковского на разборе полётов. Но что-то подсказывало, не последний. Директор глянул исподлобья грозным-прегрозным взглядом, который, впрочем, не произвел на меня никакого впечатления.

— Значит, сеньор Рубини участвовал в драке с тобой.

— Избиении, — уточнил я, но замечание было проигнорировано.

— И ты, в отместку, ударил его и сломал нос.

— Неправда. Он споткнулся и упал сам, а меня оговорил из личной неприязни. Что может подтвердить система внутреннего наблюдения.

Директор сжал кулаки, встал и нервно прошёлся по кабинету.

— К сожалению, система наблюдения дала сбой, и я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть твои слова.

— Рядом находилась сеньорита Долорес, она может подтвердить мои показания.

Директор вздохнул, открыл дверь и быстро произнес:

— Заходите. Оба.

Они зашли. Гнида, с перевязанным носом, гипсом на пол-лица, и Эмма, наивно хлопающая ресницами, стискивающая в руках сумочку. Эмма старательно играла дуру, вот уже второй час, и я, признаюсь, был о ней худшего мнения. Когда надо — она гораздо умнее, чем кажется.

Гнида бросил на меня взгляд, которым можно убить, и сел на диван. Я по знаку директора пересел в кресло напротив него и беззаботно закинул ногу за ногу. Эмма села на моё место.

— Итак, сеньорита Долорес, расскажите нам ещё раз, как было дело.

— Я уже говорила, сеньор директор, — Эмма неуверенно пожала плечами, — я не видела.

— Как, как ты не видела?! — взбеленился тот. Это был не первый допрос за сегодня, и своей показной тупостью она его достала. — Ты не видела, как один учащийся, стоявший рядом с тобой, ударил другого учащегося, стоявшего рядом с тобой?

Дылда снова пожала плечами.

— Я такая рассеянная!..

Я из последних сил давился, чтобы не рассмеяться. Глядя на её совершенно серьезные ужимки нельзя было не поверить в это. Да, Эммануэль, тебе бы в актрисы идти. Правда, роли бы у тебя были типовые, играть дур, но их же тоже кому-то нужно играть!

Витковский успокоился, взял себя в руки и присел назад. Выдавало его лишь не в меру красное лицо.

— Сеньорита Долорес, расскажите нам тогда, что вы видели.

— Ну… — она задумалась. — Мы стояли с сеньором Шимановским. Разговаривали.

— Вы видели сеньора Рубини?

— Да. Он шёл мимо.

— Вы видели, как сеньор Шимановский его ударил?

— Нет, не видела.

— В таком случае, вы, наверное, видели, как сеньор Рубини споткнулся и упал?

— Нет, не видела.

— Как нет, если вы стояли в метре от обоих?!

— Наверное, я отвернулась.

Директор стал краснее двести девяносто восьмого плутония.

— Да ога с гим заодго! — вякнул Гнида, противно гнусавя. — Ога же спит с гим!

Эмма гневно обернулась. У нее был вид мегеры, гарпии, она готова была растерзать его голыми руками, и сдерживало её только присутствие директора.

— Слышишь, козёл, за такие слова я тебе сейчас ещё один нос сломаю!

Где она собралась искать у него второй нос? Я изо всех сил пытался не рассмеяться, но получалось плохо.

— Долорес! — прикрикнул директор.

— Ещё вякни хоть что-нибудь! Я тебя так разукрашу — мама родная не узнает!

— Эмма!

— Я тебе член оторву! — заводилась Шпала. — Потом прикручу назад и опять оторву! Только заикнись, с кем я сплю!

Лихо с фантазией у девочки! Под горячую руку к ней лучше не попадать! Я заржал на весь директорский кабинет.

— Эммануэль Долорес! — закричал Витковский, теряя остатки терпения. — Это всё же мой кабинет, попрошу вести себя соответствующе!

Шпала замолчала, уткнулась в пол.

— Извините.

— Эмма, как тебе не стыдно!

— А не стыдно! — вскинулась она. — Пускай они сами разбираются! Нечего меня сюда приплетать! Я ничего не видела, ничего не знаю и ничего не скажу!

Витковский стер со лба пот. Воевать со Шпалой… Я ему не завидовал.

— Иди на занятия, — вырвался его обреченный вздох.