— Корона не платит и половины стоимости вашего реального обучения! — перебил он. — А сами вы — грязное отребье, и вам не место в цивилизованном обществе! Если бы не эти дурацкие законы, я бы никого из вас на выстрел не подпустили к школе! Быдло должно учиться с быдлом! Ну что, доволен? Всё услышал?
Я кивнул. Всё. Даже больше, чем всё. Итак, дело не в страхе, точнее не только в нём. Витковский — грязный мудак, презирающий тех, кто ниже его по социальной лестнице. «Быдло во власти».
— Сожалею, но не могу вышвырнуть тебя, как провокатора, — продолжил откровенничать директор. — И то только потому, что сеньор Рамос — старший не хочет огласки, не хочет привлекать к этому делу внимания. А без его согласия я не могу послать на экспертизу запись, в которой ты подстрекаешь его сына.
— Его сын первый подстрекал меня…
— Меня это не интересует, Шимановский! Ты остаёшься в этой школе, но помни, больше предупреждений не будет. Один залёт — и я сам выдам тебе документы, с пометкой в личном деле о нарушении устава.
Он сделал паузу. Я молчал.
— Чем выше возьмёшь, Шимановский, тем ниже падать, не забывай об этом. Всё, свободен. Марш на занятия!
Я поднялся.
— До свидания, сеньор директор. Всего хорошего, сеньор директор…
— Не паясничай. И ещё, забыл: школу должна посетить комиссия из департамента образования. Если ты хоть словом, хоть жестом, хоть ещё чем спровоцируешь кого-нибудь, или выкинешь что-нибудь эдакое, берегись, Шимановский. Я сделаю так, что ты вылетишь из любой другой школы, куда бы ни пошёл после этой.
— Да, я верю вам, сеньор директор. Вы в достаточной степени козёл, чтобы такое организовать.
— Пшел вон, придурок! — рявкнул тот, выходя из себя.
Я вышел. В приемной сидела секретарша, тупая смазливая блядь, которую мечтает отодрать вся школа. Но при том весьма высокомерная блядь! А дерет её, естественно, Витковский, единолично. Она зыркнула на меня с таким презрением… Кукла, чья бы корова мычала!
Когда дверь захлопнулась, она встала и вошла в кабинет. Его хозяин сидел, обхватив голову руками, и напряженно думал. Она коснулась его плеч и начала нежно разминать их.
— Погоди, сейчас не до тебя.
— Тебе всегда не до меня. Расслабься, всё хорошо!..
— Эта малолетняя сволочь все нервы вытрепала!.. — он грязно выругался. Женщина начала от плеч перебираться дальше и дальше, к груди, призывно лаская.
— Вышвырнул бы ты его, и дело с концом. Зачем держишь?
Хозяин кабинета накрыл ее руки своими, не давая развивать наступление.
— ДБ дважды присылал на него запросы, на личное дело. В том году, и в этом, с разницей в полгода.
— И что?
— Безопасность не интересуется людьми просто так. Кто его знает, для чего он им?
— Брось… — Женщина томно выгнулась, все же развивая успех, и перекочевала начальнику на колени. Тот принялся гладить её ноги, перебираясь всё выше, с интересом изучая декольте.
— Если бы был один запрос… Но второй… Они наблюдают за ним, и если я его просто так исключу… Могут возникнуть проблемы.
— Мало ли для чего департамент за кем-то наблюдает? Может быть сотня причин. — Она меланхолично пожала плечами.
— Но он…
— За ним кто-то стоит?
Мужчина поколебался, но отрицательно покачал головой.
— Нет.
— Тогда в чём дело? Департаменту плевать на всяких выскочек, поверь… — Она впилась ему в губы. — Возьми меня, прямо сейчас…
Мужчина с силой оторвался от неё.
— Наверное, ты права. — Затем резко передислоцировал её на стол и до верха поднял юбку. — Кажется, на тебе много лишней одежды…
Глава 11. Социальное неравенство
С доном Алехандро я так и не поговорил, никакой стратегии не выработал.
Я не знал, что делать и за что браться; всё валилось из рук, ничего не придумывалось. Ситуация сложилась следующая: директор — мудак, который покроет Толстого, что бы тот ни выкинул. Уж если он Рамоса после всего не отчислил…
Признаюсь: я сильно подозревал, что меня вышвырнут вместе с Рамосом, за компанию. Но в столовой не было иного выхода, кроме как сделать то, что сделал. Это был вопрос чести, престижа… Самоуважения, наконец! Как я буду смотреть в глаза Бэль в субботу, зная, что я дерьмо? Ни одна школа не стоит этого! Поэтому результат вчерашней баталии немного озадачил, но в то же время обрадовал — я продолжаю учиться, у меня есть небольшая отсрочка.