Пасынок судьбы

Бэль, окинув взглядом площадку, смело направилась к ним. Что-то долго объясняла вокалисту, спорила. К их беседе с фронтменом подключились остальные музыканты, начав что-то доказывать на новый лад. Подмывало подойти и послушать, что за пакость она придумала, что даже музыканты не могут прийти к единому мнению, но поскольку меня попросили «стоять здесь», я стоял.

Наконец, договорились. Из сумочки Бэль к ребятам перекочевало несколько золотых пластинок — полагаю, это больше, чем они налабают здесь за неделю. Сияющая девушка радостно подбежала и потянула меня за руку на площадку:

— Ты готов?

А нельзя вначале спросить, а потом уже тащить?

— Бэль, диск… — Я поднял вверх раритет, доселе остававшийся в моих руках. Я и забыл про него, а не следовало — если он стоит СТОЛЬКО…

Это всегда так, люди, не способные почувствовать, сколько стоит вещь, не способные за неё заплатить заработанными деньгами, не могут её и оценить. Я всю дорогу нёс его в руках, хотя его могли выхватить, выбить, нечаянно сломать. Я мог и сам его нечаянно уронить! Диск стоимостью в сто зарплат! От последней мысли сделалось дурно.

Бэль, как человек, способный заплатить за такое, снисходительно улыбнулась и повела меня к стойке.

— Сеньор, не могли бы вы быть так любезны и сохранить вот это? — Она протянула мой подарок бармену. — Мы с сеньором хотели бы потанцевать… А эта вещь — семейная реликвия, штука не дешёвая!

— Разумеется, сеньорита! — Бармен радушно кивнул и убрал мой подарок за стойку.

— Пойдём. — Она вновь потащила меня на танцпол.

— Но…

— Он не знает, что это такое. Определить, сколько такая вещь стоит, могут только специалисты, поверь. Теперь готов?

Теперь готов.

— Отлично. — Она обернулась и махнула музыкантам.

Донельзя довольный фронтмен вышел на середину сцены и мягким голосом произнёс:

— Сеньоры и сеньориты! Сейчас мы начинаем музыкальный марафон, который посвящается Хуану и прекрасной Изабелле! — В зале раздались робкие аплодисменты.

Заиграли.

Первая песня не вызвала у меня особых опасений — старая знакомая мелодия, известная всему миру. Я усмехнулся, лишь прикидывая, в каком темпе ребята будут её играть, ибо есть десятки версий даже классического исполнения, от быстрого мексиканского фламенко до медленной лирической баллады.

— Кстати, это тоже песня Золотого века, — шепнула Бэль, поднимая руки и становясь в позицию. — Написана аж в тысяча девятьсот сорок первом.

Я кивнул… И понеслось!

Ребята взяли не медленный темп, но и не быстрый — видно, решили идти по нарастающей. Для меня привычно исчезло всё вокруг — только мелодия, заставляющая тело двигаться, и тело девушки напротив, так же, как и я плывущей по волнам музыки, словно споря, играя со мной. И ещё фоновый голос фронтмена, где-то далеко-далеко, на грани сознания:

Besame, besame mucho,

Como si fuera esta noche la ultima vez.

Besame, besame mucho,

Que tengo miedo tenerte, y perderte despues.

* * *

Я рано обрадовался — это было только начало, разминка. Что началось потом…

Не могу это описать, сам толком не помню, что было за чем. Помню только её, девушку мечты, парящую передо мной. Сказка, танцующая богиня. Тогда я понял, что для меня существует лишь она: она и только она — никто в мире больше не нужен. Ни одна девушка, ни одна женщина не сможет с ней сравниться. Лучше — просто не существует.

Да, между нами социальная пропасть. Да, она аристократка, вращающаяся в самых высоких кругах планеты, это так. Но в тот момент это перестало иметь значение, превратилось в мишуру, шелуху. Мы сошлись в поединке под названием «танец», жарком бою, и сражаясь, всецело отдались друг другу. Я и она, она и я — мы были одни на всём белом свете.

Знойное андалузское фламенко, пылающее огнём аргентинское танго, зажигательные и легкие кубинские мотивы, холодный аристократический Венский вальс… Я не помню всего, что там было, но это было здорово!

Бэль танцевала, как богиня, как сама Терпсихора. Она и была ею — богиней танца. Да, я не ошибся, предполагая, что эта девушка хорошо танцует, но не предполагал, что настолько хорошо.

Я смотрелся рядом так себе, моя задача была если не «не ударить лицом в грязь», то хотя бы «не показаться совсем уж медведем». С такой постановкой задачи кое-как справлялся, но большего и не требовалось. Она порхала по танцполу, как бабочка, её платье развевалось, словно знамя победы, а движения отдавали сумасшедшей эротикой. Это был бой, самый настоящий бой. Углом сознания отметчал, что танцпол окружён плотным кольцом людей, которые стояли и ошарашено взирали на происходящее действо, подбадривая сражающиеся стороны возгласами и аплодисментами. Мы оказались в фокусе, но иначе не могло быть: битва между мужчиной и женщиной — что может быть актуальнее?