Пасынок судьбы

— Да что? — Заречанин почесал затылок. — Ничего. Каштелян ошмянский, пан Божидар Молотило, очень заинтересовался. Не беглым, сладкая бузина, само собой, а самоцветами. Полтора десятка воинов снарядил. Да и сам с ними поехал…

— Ну?

— Да не нашли ничего. Правда, мужик их привел на зимник, где с приятелями жил. А от избушки одни угольки остались.

— Дракон! — обрадованно воскликнул Годимир. — Точно дракон!

— С чего ты взял? — недоверчиво прищурился Олешек. — Может, с огнем неосторожно обошлись, сами себе красного петуха подпустили?

— А самоцветы все пропали! — ухмыльнулся Пархим.

— Так он же с ума свихнулся! Так или нет, а? Просто забыл, где тайник.

— Все перерыли и без него, — твердо сказал горшечник. — Очень уж пану Божидару хотелось халявных каменьев. Ты поверь мне, стражники изо всех сил старались.

— Да?

— Точно.

— Дракон! — Годимир взмахнул кулаком. — Они клады собирают. Веками собирают!

Олешек прыснул в кулак:

— Смотрю я на вас, и душа радуется.

— Это еще почему? — удивился рыцарь.

— Как дети маленькие. Пока среди словинцев, заречан, поморян такие люди живут, странствующий певец не пропадет. То скойц, то полскойца кинут всегда за красивую сказку.

— Так ты по-прежнему считаешь, что драконов нет и быть не может? — нахмурился Годимир.

— Конечно. Наверняка, разбойники старателей ограбили, порезали и сожгли в их же заимке. А молва рада стараться. Дракон, дракон… Почему не шпионы из Басурмани? Почему не горные великаны вниз в долины сошли? А?

Рыцарь не нашел что ответить, пожал плечами и отвернулся.

Пархим хлестнул вожжами по крупу серого коня.

— Вон, разбойников тут хватает. И с избытком, — вел дальше шпильман.

— Что, видели Яроша Бирюка? — буркнул горшечник.

— Это который в колодках? — Олешек смотрел на скользящие у них над головами ветки и, казалось, не проявил ни малейшей заинтересованности.

— Он самый. Страшный человек. Да и человек ли? Зверюга. Не зря ему, сладкая бузина, прозвище такое дали — Бирюк.

— Чем же он так страшен? — лениво спросил Годимир.

— Да людей резал хуже, чем волк овец.

— Ну, к этому у вас не привыкать-стать в королевстве. Один Желеслав чего стоит.

— Так-то оно так, да Желеслав, хоть и охоч до чужого добра сверх всякой меры, последней шкуры не дерет. Понимает, что овцу стричь можно и выгоду получать, а не зажаривать сразу на вертеле.

— Вот оно как… — задумчиво протянул рыцарь.

— Да уж так! — едко проговорил Олешек.

— А вам что, поди жалко его стало? — Пархим обернулся и внимательно оглядел собеседников.

— Ну, не без того, — уклончиво отвечал словинец. — По мне, так разбойника, коли вина его доказана, на плаху надо или в подземелье, за решетку, а выставлять умирать на тракте в колодках…

— А это Желеслав для острастки прочим. Хэвру[23] Яроша дней десять назад взяли. Сопротивлялись они отчаянно. Может, оттого король наш и злой сейчас? Я бы на его месте тоже злился, сладкая бузина, — потерять трех дружинников… А они-то у него все считанные. Не богат Желеслав, прямо скажу, не богат.

— Ты про Яроша давай, а, — дернул его за рукав музыкант.

— А ты что, сладкая бузина, песню никак про него сочинить задумал?

— Вот еще! Выдумаешь тоже! Просто интересно.

— Ты, если надумаешь сочинять, меня про другого вожака расспроси. Про Сыдора из Гражды. Он тоже в здешних краях шастает…

— Доскажи про Яроша, — попросил Годимир, и такая нотка проскользнула в его голосе, что Пархим не посмел ослушаться.

— Да взяли их. Взяли в корчме одной, сладкая бузина. Уж не знаю, может, корчмарь сдал всю хэвру с потрохами за то, что не поделились добычей, а может, кто из кметей сгонял бегом в Островец… Большинство лесных молодцев пораненные, побитые в руки стражников попали. Их тут же и порешили. Головы на бревно и все…

— А что, у Желеслава и палач имеется? — Олешек вроде бы и оттирал пятно с зипуна, но, оказывается, все слышал.

— Зачем ему палач, сладкая бузина, с таким мечником? Взял Авдей топор в руки и посек. Говорят люди, даже не запыхался. Вот оно как. А вожака приказал Желеслав в колодки заковать. Для позора. У нас так все больше кметей за недоимки наказывают. Ну, понятное дело, их-то не до смерти. А Яроша Бирюка, велел король не выпускать, пока ноги не протянет. И пускай торчит обок дороги, ровно пугало. Кто его пожалеет?

— Понял, пан рыцарь, каково выходит? — заметил Олешек.

Годимир не отвечал. Кусал соломинку, молчал и хмурился.

— Да что вы с этим Ярошем? — Пархим улыбнулся. — Давайте я вам про Сыдора расскажу… То есть, рассказал бы, сладкая бузина, да приехали уже!

И точно, дорога вынырнула из-под лесного полога на широкий луг у реки. Коснувшееся брюхом окоема солнце бросало розовые лучи на бревенчатую сторожку, крытую дранкой. Возле нее горел костер, пуская дым длинным хвостом по-над берегом, а у огня копошились три вояки в зеленых накидках с коричневыми полосами. Желеслава воинство. Теперь Годимир не спутал бы их ни с кем.