Пасынок судьбы

Аделия все еще сидела на лавке. Тоже безучастная ко всему, словно тряпичная кукла. Ей, по всей видимости, старики-разбойники уготовили иную участь. Еще бы! Особами королевской крови запросто не разбрасываются. Можно выкуп получить. А если сильно постараться и изобразить из себя спасителя королевны от дракона, есть надежда заделаться королевским зятем и установить власть над половиной Ошмянского королевства. Якиму это, само собой, ни к чему, но вот Сыдор – малый ушлый – своего не упустит.

– Эх, касатик, касатик… – кряхтела бабка, едва не касаясь краем поневы щеки Годимира. Рыцарю это прикосновение почему-то было крайне неприятно. Словно мохнатая гусеница ползет или жирная навозная муха на лицо сесть норовит. – Ну, вот и славненько. Теперь ты, родимый…

Старуха нависла над словинцем. В руке ее сверкнул широкий кухонный нож из тех, что годятся и хлеб нарезать и барана выпотрошить.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ МНОГО КРОВИ И НОВАЯ БЕДА

Багровый отблеск каганца сверкнул на лезвии ножа, словно крысиный глаз. Бабка сопела. От нее несло потом, мочой и квашенной капустой.

– Гладенький, упитанный… – бормотала Якуня. – Будут оглоедушки довольны. Заплатят старикам хорошо. Да и Сыдор не обидит… Все довольны будут. А панычи? Что ж, не повезло панычам. Не вовремя к Якиму с Якуней заехали… А что ж это нету у него ничего… Ничего-ничегошеньки…

Лезвием ножа бабка приподняла рыцарю мочку левого уха. Потом правого. Что он ищет? Осмотрела руки… Годимир догадался – это она сперва высматривала серьги, а теперь проверяла имеются ли у него перстни. Хвала Господу, словинец побрякушки из золота и серебра не любил, считал их баловством, не достойным рыцаря. Теперь оставалось лишь благодарить Господа, Пресветлого и Всеблагого, за эту нелюбовь. А что там у товарищей? Кажется, у Яроша в левом ухе висела серьга в виде крейцбергского талера на цепочке. Не повезло лесному молодцу…

Вдруг послышался гулкий звук удара, будто кто-то церковный колокол зазвонил. Глаза Якуни смешно сошлись к переносице, а после и вовсе закатились. Бабка безвольно уселась Годимиру прямо на живот. Несмотря на малый рост, весила она изрядно. Дышалось рыцарю и так тяжело от неведомой отравы, а теперь и вовсе стало невмоготу.

К счастью, старуха просидела так недолго и не успела удушить жертву.

Посидела, посидела и сползла на бок. А перед глазами рыцаря возникло озабоченное лицо Аделии. В правой руке королевна сжимала тот самый сковородник. Начищенный и блестящий.

Девушка наклонилась над бесчувственной Якуней, ткнула ее пару раз сковородой. Не иначе, боялась, что та притворилась. Старуха не подавала признаков жизни, и королевна, отбросив в сторону свое грозное оружие, присела на корточки у поверженного рыцаря.

– Пан Годимир, слышишь, пан Годимир, – дрожащим голосом позвала она.

Словинец и рад был откликнуться, да не мог. Язык не слушался, и губы онемели. Даже подмигнуть не выходило. Славную отраву старики-разбойнички используют. Мастера! Их бы в Мариенберг, в Академию на факультет алхимии. Могли бы большие деньги зарабатывать и, между прочим, чистыми руками.

Аделия сперва осторожно, а потом все смелее и смелее хлопала его по щекам. Даже удивительно как-то. Слышать шлепки – полновесные, уверенные, а ничего не чувствовать. Будто и не тебя лупцуют, а кого-то другого…

Отчаявшись, а может, просто отбив ладошки, Аделия перескочила к Ярошу. Для начала позвала, потом тряхнула – у разбойника аж голова о глинобитный пол стукнулась, – а после съездила по щеке. Ойкнула, едва не завизжала.

«Наверное, в кровь залезла. Не зря Якуня с ножиком над Бирюком колдовала».

Королевна легко перепрыгнула через Годимира. Снова присела.

«Все правильно. Слева Олешек должен лежать. А ну-ка, поглядим, что выйдет у нее?»

Годимир даже подивился своему нездоровому азарту. Тут молиться надо, чтобы кто-то очнулся и помог девчонке остальных выручать, а он размышляет, прикидывает. Словно в «любит – не любит» играет на ромашке.

– Пан шпильман, пан шпильман… Олешек! Да очнись же ты, проклятущий!

Пощечина. Еще одна!

«А ну, давай-давай. Музыканты, они к побоям не привычные, вдруг получится!»

Не получилось. То ли Олешек оказался к затрещинам и оплеухам еще более приученный, нежели сам Годимир, то ли зелье Якуни не собиралось так быстро выветриваться.

Аделия заметалась по избе. Что-то придумала? Или просто от безысходности, как зверь в западне? Удирала бы, пока не поздно. Чем там дед занят? Неровен час, вернется, а с ним так запросто, как с бабкой, не совладаешь. В этом рыцарь почему-то не сомневался.

Уф-ф!

Целый водопад обрушился сверху, залил глаза, рот и ноздри. Холодными пальцами проник за ворот жака, потек по полу вдоль хребта, подбираясь к гашнику штанов.

«Вот это постаралась, твое высочество! Благодетельница, мать тво…»