Патч и Магия

Она подумала, стоит ли продолжать разговор, ведь ясно, что от этой твари толку не будет. И тут время застыло.

– Имя демона – это то, что даёт над ним вечную власть, – шагнул из дрогнувшей реальности на пыльную мостовую Бигиннера Зу. – Конечно же, демон-свидетель вам его не назовёт. А вот со мной вы, наверное, знакомы через, как говорится, десятые руки. Боже, какой сигнал! Видели бы те, кто с вами сражаются в вашем мире, тонкость вашего ума...

– То, что? – подняла бровь Викки. – Не убивали бы нас тысячами на биоактивный корм?

– Не совершали бы таких глупых стратегических ошибок с войной, – прервал своё восхищение Зу. – ВсеМать Викки, я счастлив приветствовать вас лично в нашем скромном мирке! Что привело вас к нам? Никогда не поверю, если скажете, что решили развеяться и поиграть в убийства людей.

– Убийств мне и в моём мире хватает, – покачала головой Викки. – Я пришла поговорить.

– Хорошо, но позвольте, я сначала сниму с вас маяк и отправлю вашего свидетеля назад в бездну, а то, не ровен час, тут толпа ваших фанов соберётся.

Зу махнул рукой в сторону замершего во времени демона, после чего существо пропало, будто его никогда и не было. А вместо картины разрушенного БигинерПлейса вдруг появилось два парящих друг напротив друга бежевых кресла в такой же бежевой комнате.

– Садитесь, Викки, – добродушным жестом указал на одно из них Зу.

ВсеМать, казалось бы, совсем не удивилась комнате загрузки. Она изящно, как и положено чистокровной эльфийке, присела на мягкие подушки огромного кресла.

– Так что вас привело в наш скромный мирок?

– Я пришла говорить о мире и войне. Я хочу положить конец войне с людьми! Мы даже готовы простить им геноцид нашего вида взамен равноценного разделения сфер и областей жизни, – серьезно проговорила Викки.

– Они могут не согласиться с вашими тезисами, ВсеМать, – Зу печально вздохнул, но Викки показалось, что он лишь изображает. – Видите ли, люди жадны и злы, и понимают лишь язык принуждения, вам ли не знать, – Зу также опустился в кресло и добавил, – а откуда такой гуманизм?

– Оттуда, что не осталось места на планете, где бы в океане не ощущался вкус крови.

Викки не отводила взгляда от глаз Зу. Она была настроена продавливать свою идею мира. Она чувствовала, что маг просто проверяет её искренность, пытается понять, чего же она хочет на самом деле. И Зу, который сначала улыбался, сменил свою мимику на серьёзность.

– Как вы себе это представляете, ВсеМать? – он сложил пальцы в замок так, чтобы два указательных пальца касались его переносицы.

– Они усилили ответный сигнал, ВсеМать, – предупредил Цалли. – Осторожно, возможен взлом вашей ментальной матрицы на уровне гормонального кода. Ставлю ментальную защиту.

– Нет, – отрезала Викки ультразвуковым сигналом в реальности. – Я хочу, чтобы они знали, что мы не хотим больше войны!

А в игре она мило улыбнулась и сказала:

– Вот об этом я и хотела поговорить.

Глава 40. Гриша

Сперва было классно. Очень классно. Герберт, которого этот мудила называл Гришей, любил на досуге поиграть, но его купленные, да и честно добытые за квесты шмотки не давали такой крутизны. И когда на него налетела эта чокнутая рогатая девка с плёткой, Герберт бился с удовольствием. Это ж классно, когда демоница как волчок вертится вокруг, но не может даже поцарапать!

Потом откуда невесть полезли демоны. Стадами, толпами, стаями. Их было так много, что сперва Герберт даже слегка испугался, но вскоре снова пришло счастье побед. В итоге бессмысленная крутость и демоноборческая рутина надоела. Сколько ж можно?! Демоны набегали и набегали, гибли и снова появлялись – это был просто занудный, глупый квест.

Непрерывный бой боем не был. Это больше походило на манчкинство – качание на мелких мобах. Вот только новая версия игры не давала за бесят опыта, персонаж игрока был и так максимально прокачан. Существа из бездны прибегали, гибли, снова прибегали и снова гибли. Вопли, визги, кровь и хруст ломаемых костей. Суперкостюм, который, казалось, и без участия Гриши мог разрывать врагов в клочья десятками, весь покрылся черной демонической кровью, будто его поливал сумасшедший садовник из лейки. Но Георгию было уже далеко не четырнадцать, и рубилово начало раздражать.

Не стало вызова. Исчезло ощущение кайфа от победы – только кровь, хруст, рык и вопли. Похоже, конечно, на то, как было на войне. Только там было ещё и смертельно опасно, и то была тяжёлая работа, в которой пафос исчезает почти сразу.

«Зря я вызвался на эту операцию», – думал Гриша. – «Беготни много, а от игры – одна видимость».

А ведь ему надо было выполнить задание босса, которого мысленно Герберт называл исключительно нецензурно, но вслух, разумеется, следил за собой, играя роль тупого стереотипного охранника. Маска приросла настолько, что он сам иногда мысленно называл себя Гришей – особенно если шеф нёс пьяную ахинею, и нужно было особо стараться, чтобы его истинные чувства не вырвались на свободу.