Патент АВ

Нет нужды описывать горе бедной вдовы. Несколько суток она провела между жизнью и смертью, и выходили ее Береника Попф и аптекарша Бамболи, питавшая к ней самые теплые чувства и сама бывшая очень нежной матерью. Когда же больная почувствовала себя в силах подняться с постели, она сразу стала собираться в дальний путь навестить могилку своего бедняжки Педро. Уговоры не помогли. Денег на дорогу хватало. У нее лежала нетронутой сумма, полученная за костюмы и пальто ее покойного мужа, которые, как читатель, вероятно, помнит, были куплены для перешивки Аврелию Падреле.

Вдову Гарго проводили на вокзал Береника и госпожа Бамболи. На второй день утром она прибыла в Ломм. Требовалось немалое воображение, чтобы называть городом это унылое селение с неизбежным банком, почтой, бензиновой колонкой на центральной и единственной площади и белевшим на западной окраине хлопкоочистительным заводом.

Прямо с вокзала госпожа Гарго отправилась на кладбище. Кладбищенский сторож, в расчете на чаевые, встретил ее, как старую знакомую. Он был полон жажды деятельности, но помочь ничем не мог. Городок был настолько мал, что сторож без труда мог вспомнить и перечислить по фамилиям всех покойников, нашедших последнее успокоение на вверенном ему кладбище, по крайней мере за последний год-полтора. И этот веселый и услужливый старичок страшно удивился, узнав, что уважаемая госпожа пришла навестить могилу своего сына, четырехлетнего мальчика, умершего в конце декабря. Последние похороны малолетнего имели место в августе.

Других кладбищ в городе Ломм не было.

Тогда вдова Гарго спросила, где находится Усовершенствованный курортный приют для круглых сирот.

Уже перевалило за полдень, когда она, измученная семикилометровым переходом, свернула с автострады на новенькую неширокую асфальтированную дорогу. Позади, за далекими холмами, давно скрылся город Ломм. Впереди, километрах в полутора-двух, зеленел густой и, по-видимому, давно заброшенный парк. Когда вдова, наконец, до него доплелась, она увидела, что парк обнесен высокой железной изгородью, выкрашенной в светло-зеленый цвет. Кругом было тихо и безлюдно.

Госпожа Гарго постучалась в ворота. Приоткрылась калитка, из нее высунулась неприветливая физиономия.

— В чем дело, сударыня?

— Я мать маленького Педро Гарго. Мне нужно поговорить с директором, — ответила вдова Гарго и заплакала.

— Подождите, — сказал сторож и захлопнул перед ее носом калитку.

Щелкнул замок. Послышались удаляющиеся шаги. Прошло не менее десяти минут. Снова щелкнул замок, снова приоткрылась калитка, и сторож подал госпоже Гарго узелок.

— Вещи вашего сына, — сказал он. — До свидания, мадам.

— Мне нужно поговорить с директором, — снова сказала вдова. — Я прошу вас, проводите меня к директору.

— Он занят.

— Хорошо, — покорно заявила госпожа Гарго. — Я подожду.

— Он спит, — сказал тогда сторож.

— Я подожду, пока он проснется.

— Он будет спать еще часа три.

— Я не могу уйти, не побывав на могиле моего сына. Я буду ждать, пока господин директор проснется.

И она присела на обочине дороги.

Сторож что-то недовольно буркнул под нос и ушел, не забыв тщательно запереть за собой калитку.

На сей раз госпоже Гарго пришлось ждать больше часа. Она не заметила, как задремала. Очнулась она, как только снова звякнул замок калитки.

— Пожалуйте к директору, сударыня.

Директор оказался долговязым человеком неопределенного возраста, со стеклянными пустыми глазами и очень гладким пробором, какие бывают только на самых дешевых парикмахерских манекенах. Он принял госпожу Гарго не у себя, а тут же, у самых ворот, в сторожке.

— Весьма сожалею, сударыня, что заставил вас ждать, — промолвил он. — Еще больше сожалею, что ваш визит связан с таким прискорбным, но к сожалению, непоправимым несчастьем.

Он выговаривал слова с той чистотой и тщательностью, которая всегда выдает иностранца. Если бы госпожа Гарго бывала до этого в Городе Больших Жаб и была бы вхожа в бюро рационализации акционерного общества «Тормоз», она бы узнала в директоре Усовершенствованного курортного приюта для круглых сирот господина Альфреда Вандерхунта, того самого, который был удостоен особого, до некоторой степени даже боязливого уважения господ Шамбери и Прокруста.

— Какого числа он умер? — спросила госпожа Гарго, подняв на директора заплаканные глаза.

— Я полагаю, речь идет о вашем покойном сыне? — уточнил для себя ее вопрос господин Вандерхунт. — Он умер в ночь на двадцать седьмое декабря. От крупозного воспаления легких. Это был очаровательный мальчуган, сударыня. Мы все о нем страшно сожалели.

— Я была на кладбище, — сказала госпожа Гарго. — На кладбище его могилы нет.

— Совершенно точно, сударыня. Мы должны перед вами извиниться. Произошла ошибка. Мы похоронили его здесь же, на территории приюта, который ему так нравился. — Вандерхунт скорбно покачал головой, вздохнул. — Разрешите проводить вас к могиле нашего общего любимца.