В таком в высшей степени безрадостном настроении пребывал наш неудачливый герой, когда на одной из станций в вагон шумно ввалился грузный, высокий, багровощекий пассажир с перебитым носом и веселыми простодушными глазами общительного человека. Он легко забросил на багажную полку два весьма объемистых, но дешевых чемодана, плюхнулся на скамью напротив Магарафа, удовлетворенно вытер вспотевшее, сияющее лицо большим голубым платком, шумно вздохнул и, уставившись на Магарафа, вдруг ни с того, ни с сего залился раскатистым, детским смехом. Замолкнув так же неожиданно, он выпучил глаза, снова уставился на Магарафа, затем от полноты чувств, охвативших его, хлопнул Магарафа по коленке и снова захохотал.
— Томазо Магараф! — еле выдавил он из себя. — Будь я проклят, если не Томазо Магараф!
Магараф даже не успел рассердиться. Он хотел было смерить развязно хохочущего великана презрительным взглядом, но его лицо вдруг расплылось в теплой улыбке.
— Эге, старина! Вы не ошиблись! А судя по вашим изысканным манерам и мелодичному смеху, вы некий Эуген Циммарон!
Человека с перебитым носом охватил новый приступ смеха. Потребовалось несколько секунд, пока он наконец отсмеялся, отдышался и счастливо подмигнул Магарафу.
— Старый разбойник! Ты забыл упомянуть мой изящный носик, но бог тебе судья. Я ужасно рад тебя видеть. Ну что, не окончательно еще забыл старика Циммарона?
Забыть Циммарона! Человека, с которым душа в душу проработал два сезона в «Золотом павлине»! Двукратного чемпиона бокса Аржантейи! Человека, которого знает вся страна, которому не раз аплодировал сам президент Аржантейи!
— Ну, знаешь ли, — восторженно гремел между тем Циммарон, — если бы не фотографии в газетах, я бы ни за что, конечно, тебя не узнал! И потом, как ты одет! Прямо индийский набоб! Признавайся, богат?
— Как церковная крыса. А ты?
— Как ее сестра, — сразу поскучнел Циммарон. — Ты смотришь на Циммарона, а Циммарон уже давным-давно вышел в тираж. Только зря провалялся в этих грабительских клиниках, где стакан простой воды обходится тебе дороже бутылки шампанского, еле убрал оттуда ноги и, не приходя в сознание, — бац! — сдуру открыл ресторан… Хотел, видишь ли, отыграться после клиники… Тьфу! Вспомнить противно!
— Прогорел? — понимающе спросил Магараф.
— Странный вопрос! Конечно! Прогорел и решил: баста, еду в родные места, в Пелеп. Небоскребов там, правда, что-то незаметно, но зато экс-чемпионы бокса там не более частое явление. Открою в Пелепе какой ни на есть ресторанишко и кое-как дотяну до своего последнего земного нокаута.
Озабоченно сморщив свое багровое лицо, Циммарон снял с полки чемодан, извлек из него бутылку дешевого, но крепкого вина. Друзья выпили за встречу, за дружбу, за удачу, и не успел еще поезд дойти до ближайшей станции, как бывшему боксеру удалось уговорить Магарафа плюнуть на Бакбук, поехать в Пелеп и открыть там совместно ресторанчик. Экс-чемпион страны по боксу и бывший универсальный артист эстрады Томазо Магараф, тот самый, которого судили за то, что он вырос, должны были послужить неплохой приманкой в этом городке, еще более захолустном, нежели расположенный в двадцати километрах от него известный уже нам город Ломм.
— В крайнем случае, если тебя уж совершенно нестерпимо потянет обратно в мюзик-холл, — сказал Циммарон, — ты можешь отлично готовить свои номера и в Пелепе. Тихо, спокойно, ничто не отвлекает, и всегда под рукой добрый товарищ, который тоже кое-что понимает в цирковом деле, будь оно трижды проклято!
Так получилось, что Томазо Магараф, ехавший в Бакбук, пересел со своим старым коллегой в поезд, который на следующий день благополучно доставил их в Пелеп.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ, о неожиданных последствиях стрельбы в тире
Как-никак, но для такого незначительного городка, как Пелеп, было немалой честью, что в нем поселились два столь знаменитых человека. Экс-чемпиону бокса удалось поэтому сравнительно легко получить необходимый кредит, который позволил им открыть на единственной площади Пелепа, рядом с двухэтажным зданием банка, небольшой ресторан под названием «Два чемпиона».