ПатоГен

В нос ударило сладостью стухшего мяса. Хадис натянул ворот от водолазки и двинулся дальше. В гостиной под мигающей розовой лампой лежало вздутое тело. Калачин умер. Но не это вызвало оторопь Хадиса. Дом был уставлен цветами. «Вот причина его нелюдимости, – подумал Хадис. – Узнай кто о растения, мгновенно бы вызвал патруль с огнемётом». Хадис вернулся к телу. Голова старика с мутным приоткрытым глазом была на месте. Чума исключалась. На открытой ладони лежал пульт от дверей. Почувствовал смерть и выпустил ящерицу.

Вернувшись к себе, Игуана беззаботно сидела на листья. Это было ещё одним чудом. «Огород на столе», – обрадовался Хадис и, стараясь подойти поближе к горшкам, не заметил коробку. С грохотом рассыпались железные банки – консервы из детства. С парковки донесся шум. Карантинная полиция уже прибыла. Сотрудник звал Анну. Спрашивал у нее о муже. Тишина. Патруль у него в квартире. Значит есть шанс.

Хадис принялся собирать консервы, распихивая из по карманам, схватил игуану, сгрёб в охапку пару цветочных горшков и на цыпочках вышел к парковке. «Надо успеть добежать до машины, рвануть за границу города и выпустить животину на волю», – думал он, спасая единственно выживших.

Хадису повезло. Полиция забыла про оцепление. Калачин хранил ключ зажигания прямо в замке. Хадис помнил об этом. Не раз удивлялся соседу. Вот только колымага не заводилась. Пыхтела, издавая привычный шум, но не трогалась с места. На панорамном экране замелькали фигурки. Полицейские высыпали на гул и пытались окружить автомобиль. Раздался щелчок, и машина тронулась с места.

Хадиса оглушил крик.

– Оставайтесь на месте. Мы вам поможем.

– Да пошли вы, – прошептал он и надавил педаль газа.

Полицейская машина вырвалась следом, а калачинский драндулет снизил скорость. Патрульные заблокировали доступ к управлению. Хадис огляделся. Если его возьмут – это будет конец. Колымага летела накатом и Хадис рванул блок контроля. Благо сосед владел старьем, без встроенного процессора. Оборванные провода безвольно повисли, и машина опять заревела. Экран обстановки погас. Хадис летел наобум, молясь не столкнуться с другими. Ему надо было прозреть, и увесистая коробка полетела в панорамный экран.

Хадис смог оторваться. Вынырнул на обочину, затихарился. Сидел как сторонний наблюдатель. Игуана, расположившаяся на пассажирском месте, невозмутимо объедала листья из ближайшего к ней горшка. Припекало вечернее солнце. Хадис разомлел. Прищурился, разглядывая багряное небо. «Сколько лет я не видел его настоящим, семь – семь с половиной», – пытался он вспомнить и вдруг заметил летящий автомобиль. Машина без знаков двигалась вне полосы и Хадис сплюнул под ноги. Сканер-полиция, о них он совсем позабыл. Сновали по городу в поисках сумасшедших, таких беглецов, как он. Еще вчера листая новостную подборку, Хадис задавался вопросом: «Отчего бегут эти люди, что ими движет?» Но сейчас он понял другое и рассмеялся. Зачем ждать вечера если вся бетонная пустыня – это дорога?

Хадис дал по газам. Игнорируя запрещающие буйки, врезался в проволочный забор, прорвал железную сетку и вырвался на свободу. От удара автомобиль развернуло. Машина полицейских притормозила. Хадис смеялся. Поднял средний палец и, сделав крутой поворот, вдавил в пол педаль газа.

Сзади послышались выстрелы.

Впав в эйфорию, Хадис не чувствовал страха. Наблюдая через зеркало заднего вида за оторопевшем патрулем, он кричал им проклятья и гнал по бетонной пустыне. Прошло около часа. Пейзаж не менялся. Бесконечная серость давила, нагоняя тоску. В остывшую голову полезли новые мысли: «Что, если мир действительно вымер?»

Машина чихнула и заглохла. Батарея окончательно разрядилась. Впереди пустота, сзади такая же обречённость. Хадис вышел из машины, лёг на холодный бетон и посмотрел на вечернее небо.

Глава 2

Подгоняемые ветром облака меняли форму, распадались и вновь сливались в единое целое. Хадис вспомнил, как ходил с классом в поход. Учительница сообщила за день, боялась лишних споров и обсуждений. Родители выдали бутерброды, баклажку с морсом и тёплый плед. Уроки в тот день отмени. Веселой ватагой они шли по осеннему лесу, что примостился на окраине города, а затем, найдя небольшую полянку, ели то, что взяли с собой. «Шведский стол» ломился от вкусностей, но больше всего Хадису запомнился невзрачный пирог. Он съел два куска, после чего одноклассник признался, испек его сам, взяв три вида муки. Шерс был любителем экспериментов. «Что же с ним стало?» – задумался Хадис и хлопнул ладонью рядом с собой. Раньше он искал так травинки, жевал, перекатывая между зубов, чувствуя терпкие соки земли. Столько лет пронеслось, а Хадис не примирился. Обычные радости недоступные Дэну: пикник на мягкой траве и белоснежная пена на голубом небосводе.

Озноб, колкий, пронизывающий, забрался под куртку, заставил подняться. Хадис вернулся в машину, сел на сиденье. О возвращении не могло быть и речи. Покинув периметр, он стал изгоем, несущим заразу в стерильную жизнь. Хадис прислушался к своим ощущениям. Ничего. Голова не болела, давление в норме.